Жизнь Джейн Остин - Клэр Томалин Страница 43

На другом, более крутом берегу реки был выстроен летний домик в виде греческого храма, куда так и тянуло прогуляться. Ниже находилась еще одна «обитель уединения», или, как ее называли, «Эрмитаж», а на реке стояла купальня. Детям очень нравилось купаться там и плавать на лодке. Была пешеходная дорожка-серпантин. Имелись огороженные фруктовые сады и большой ледник, чтобы снабжать поместье свежей провизией. До церкви можно было без труда дойти пешком, через парк и одну из запертых калиток; туда таким же образом добирались и владельцы еще нескольких окрестных усадеб. Эдвард держал лошадей, экипажи и фаэтоны для частых и приятных поездок в Кентербери или к соседям и мог не раздумывая истратить шестьдесят гиней на пару лошадей для выезда. Конечно, все это составляло разительный контраст со Стивентоном, где Остины, обзаведясь коляской в 1797-м, уже через год были вынуждены отказаться от нее.

В Годмершеме строго соблюдались все традиции, связанные с тем или иным временем года. Каждый год в январе и в июле Эдвард собирал на обед работников и арендаторов, и тогда в помещениях для слуг раздавались звуки барабана и свирелей; дамы на этих обедах не присутствовали. На Рождество пели веселые рождественские гимны, устраивали различные игры [114], танцевали. В Крещенский сочельник выбирали Короля и Королеву среди детей. Годовщины свадьбы Эдварда и Элизабет тоже отмечались всем семейством, а в дни рождения все дети на полдня освобождались от уроков со своими гувернантками. В доме держали птичек и котят. У Фанни даже была своя корова в коровнике, а еще маленькие грабельки, и она воображала, что вместе с работниками возделывает сады и косит траву. Эдвард был веселым отцом, который любил играть и шутить с детьми. Он учил Фанни ездить верхом, а однажды за завтраком пообещал ей шестипенсовик, если только она сумеет промолчать пять минут. Он обожал рыбачить и мог выйти пострелять дичь, но в настоящей охоте с гончими не участвовал. Летом он играл в крикет и устраивал вылазки на морское побережье, особенно в Рамсгейт [115] с его знаменитым пирсом. Он исполнял свои обязанности крупного землевладельца — участвовал в квартальных судебных сессиях в Кентербери, а когда возникла угроза французского вторжения, собирал добровольцев, занимался с ними, проводил построения в парке, а затем вывел маршем в Эшфорд для серьезных двухнедельных учений.

Просторный, полный воздуха и света дом был буквально создан для множества гостей. Его содержали в порядке десятки слуг. Во всех спальнях гостеприимно горели камины. Завтрак подавали в десять, а обед довольно поздно, в половине седьмого вечера; для тех же, у кого аппетит просыпался между этими трапезами, приносили подносы с закусками и напитками. Чаще всего в Годмершеме гостили сестры Элизабет, но и Остинов тоже приглашали нередко. Генри устремлялся сюда, когда только мог. Даже женившись, он приезжал несколько раз в году и всегда сам по себе — словно любимый холостой друг семьи [116]. Он знал, как вписаться в здешний домашний уклад, и умел завоевать расположение детей: раздавал шестипенсовики и участвовал в их играх. Он наезжал во время зимних праздников, участвовал в балах в Кентербери и Эшфорде и вывозил дам в театр, а по вечерам вслух читал Шекспира всем, кто только изъявлял готовность его слушать. Летом он ездил на скачки или сопровождал Элизабет во время прогулок, а однажды даже спас ее от разъяренного оленя, сломав при этом палец. Генри нравилось ездить из Годмершема в Рамсгейт и Дил [117]. Он ловил щуку и угря в Стауэре, охотился на куропаток, цесарок и коростелей. Наслаждался добрым французским вином из подвалов брата и с удовольствием пользовался его экипажем или фаэтоном. Ничего удивительного, что он называл Годмершем «Храмом наслаждений» и даже написал восторженное стихотворение, в котором представлял себя этаким современным пилигримом.

Странник, вот он, твой приют, Дверь открыта пред тобой. Что ж, входи! Тебя тут ждут Радость, ласка и покой, Грация и обаянье, Тонкий вкус и блеск ума. Вмиг придешь ты к пониманью — Здесь живет любовь сама! Всех полна благословений В этом Храме наслаждений…

Генри был любимым деверем Элизабет, но и Фрэнк приезжал достаточно часто, а когда он обручился с девушкой из Рамсгейта, ее тоже пригласили погостить. Иногда прибывал с визитом Чарльз. Джеймс однажды летом привозил на несколько недель в Годмершем свою семью, а его дочь Анну, когда она подросла, приглашали и саму по себе. Старшие Остины, как мы уже знаем, были у сына и невестки в 1798 году. Кассандру приглашали очень часто, и она помогала Элизабет при рождении детей. Джейн звали в гости значительно реже. Если верить ее хэмпширской племяннице Анне, которая хорошо знала их всех, жена Эдварда недолюбливала Джейн. Элизабет, по словам Анны, «была очень приятной женщиной, прекрасно образованной, но без особых талантов. Она любила домашний уют, в чувствах к другим была сильна, но избирательна». Из двух сестер Остин она «предпочитала старшую». Почему? «Ганстоунским Бриджесам в ту пору вполне хватало маленьких талантов, а большие для них оказывались уже свыше меры». Хотя к этому мнению следует отнестись осторожно, слова Анны, в общем-то, находят подтверждение в других источниках.

Например, в воспоминаниях другой племянницы, Фанни, которая записала их, хотя и со многими неточностями, в 1869 году, когда ей было уже за семьдесят. Фанни вспоминала, что тетушка Джейн

была вовсе не такой утонченной, как можно было ожидать при ее таланте. Они [Остины] были небогаты и общались по большей части с людьми незнатными и заурядными и, хотя и превосходя тех образованностью и культурой, мало отличались от них в смысле утонченности… Тетя Джейн была слишком умна, чтобы не отбросить все признаки «обычности» (если я могу употребить такое выражение) и не попытаться облагородить саму себя… Обеих тетушек [Кассандру и Джейн] воспитали в полнейшем незнании Света и его обычаев (я подразумеваю моды и тому подобное), и, если бы только папина женитьба не привела их в Кент… они, хоть и оставались бы сами по себе такими же умными и достойными, находились бы значительно ниже на общественной лестнице.