Последние сто дней рейха - Джон Толанд Страница 45

На следующее утро, 25 февраля, 30-я пехотная дивизия прорвалась через Гамбахский лес. Теперь перед армией Симпсона до самого Кельна простиралась равнина, покрытая густой сетью прекрасных дорог, обещавших танкам движение как на параде.

Хотя немцы отреагировали на «Истину» не сразу, форсирование реки Рур войсками Симпсона раскрыло истинные цели союзников, и фельдмаршал Герд фон Рундштедт, пожилой командующий на Западном фронте, наконец понял, что две его армии находятся между молотом и наковальней и будут уничтожены, если быстро не отступить. Наступление союзников представляло серьезную угрозу на северном фланге, но для Рундштедта еще больше опасности представлял непредсказуемый Джордж Паттон, чьи войска наступали на южном направлении, и 25 февраля фельдмаршал запросил у Гитлера новые указания. Он подчеркивал, что если сейчас не отвести немецкие войска за Рейн, то может рухнуть весь Западный фронт.

Ответа из немецкой ставки не дали, и тогда Рундштедт послал второе сообщение, где запросил разрешения несколько отвести войска в районе слияния рек Рур и Маас. На этот раз Берлин дал ответ за личной подписью Гитлера, в котором категорически запрещалось какое-либо отступление.

На совещании несколько дней спустя Гитлер высмеивал настойчивые просьбы Рундштедта об отступлении.

— Я хочу, чтобы он держал Западный вал как можно дольше. Кроме того, мы должны вылечить его от навязчивой мысли об отступлении. Если отведем войска, то мы развяжем руки всей 6-й английской армии (он имел в виду 2-ю британскую армию) и всем американским войскам, которые бросятся в прорыв. У этих людей нет никакой широты видения. Их действия приведут к тому, что катастрофа просто случится в другом месте. Как только я уйду отсюда, у противника освободится целая армия.

Гитлер словно подслушал планы в Ялте о нанесении главного удара на севере при одновременном сдерживании немецких войск на юге. Тем не менее фюрера терзали сомнения, и он предложил направить на Западный фронт наблюдателей.

— Нужно найти пару офицеров, пусть они будут однорукие и одноногие, но хорошие офицеры, чтобы они составили ясную картину происходящего.

Он сказал, что не доверяет официальным отчетам.

— Они составляются, чтобы пустить нам пыль в глаза. Даются хорошие объяснения, но потом выясняется, что ничего не произошло.

На Восточном фронте Гитлер торопил Гиммлера стабилизировать фронт любыми путями, даже за счет привлечения женщин, которые, по словам Гитлера, хотели воевать и уже записывались добровольцами. Идея использования женщин была противна таким солдатам, как Гудериан, но он промолчал.

— Они даже храбрее, — продолжал Гитлер. — Если поставить их во вторую линию обороны, то, по крайней мере, солдаты-мужчины не отступят.

Войска Ходжеса- и Паттона успешно продвигались вперед, но их сдерживал Эйзенхауэр: Ходжес не мог наступать на Кельн, а Паттон на Кобленц до тех пор, пока Монтгомери не дойдет до Рейна. Паттон с горечью посетовал в разговоре с Брэдли, что история осудит Верховное главнокомандование американцев за отсутствие энергичных действий. Он постоянно просил Брэдли позволить ему "нанести быстрый удар по Кобленцу" и наконец получил разрешение — при благоприятной возможности. Она появилась 27 февраля, когда 10-я бронетанковая дивизия, временно приданная Паттону, подошла на расстояние девяти километров к Триру, древнему городу, расположенному в стратегическом месте на реке Мозель. Если бы удалось выбить немцев оттуда, то дальше они отступали бы до самого Рейна.

К вечеру Паттон позвонил Брэдли и сообщил, что Трир находится в пределах видимости, и попросил разрешения на дальнейшее продвижение, несмотря на то, что 10-я бронетанковая дивизия уходила в резерв той же ночью. Брэдли не возражал использовать ее до тех пор, пока Эйзенхауэр лично не прикажет вернуть дивизию. Он посмеялся и сказал, что не будет подходить к телефону. Паттон подумал, что он и Брэдли действуют "в обход" Эйзенхауэра, но неподчинение Брэдли оказалось притворным.

Они вместе с Эйзенхауэром решили дать возможность Паттону совершить неожиданный бросок к Рейну. Это решение было настолько секретным, что даже в штабе Брэдли об этом не знали.

Таким образом, 10-я бронетанковая дивизия продолжала продвижение по направлению к Триру, и после полуночи 28 февраля оперативная группа подполковника Джека Дж. Ричардсона тихо вошла в юго-восточный пригород и без единого выстрела захватила артиллерийскую батарею, защищавшую железную дорогу четырьмя противотанковыми пушками. Один из пленных сообщил, что в его задачу входило предупредить подрывников у двух мостов на реке Мозель о приближении американцев. Подполковник решил попытаться захватить мосты целыми. Он направил одну группу к северному мосту, который был взорван немцами до ее прибытия, а вторую группу — к южному мосту, построенному еще во времена римлян.

Ричардсон лично возглавил группу захвата. Лунная ночь давала возможность видеть, как его солдаты прижались к земле, прячась от автоматного огня с другой стороны реки. Он стал стрелять из крупнокалиберного пулемета по дальнему концу моста и затем приказал взводу пехоты и пяти танкам переправиться через мост. Шесть пьяных немцев пытались взорвать часть моста, но американцы опередили их и не дали сделать этого.

К рассвету два подразделения 10-й бронетанковой дивизии, усиленные частями 94-й дивизии, уже окружали полусонных немецких солдат. Захватив Трир и неразрушенные мосты, Паттон теперь мог идти вверх по реке Мозель до Кобленца или Рейна, либо повернуть на юго-восток в индустриальный район Саар. Он мог выбрать любое направление, и уже ничто бы его не остановило. Именно в тот момент ему доставили приказ из штаба, согласно которому ему предписывалось обойти Трир, поскольку для его взятия требуется четыре дивизии. Паттон с негодованием ответил: "Взял Трир двумя дивизиями. Что вы хотите от меня? Отдать его обратно?".

В тот же день 1 марта пехотинцы 29-й дивизии взяли Мюнхен-Гладбах, самый крупный немецкий город из захваченных на тот момент и находившийся в восемнадцати километрах от Рейна. Эйзенхауэр посетил штаб 9-й армии и сказал, что его интересуют планы Симпсона по захвату моста через Рейн. В данном районе находилось восемь мостов, и в результате смелого и стремительного броска можно было захватить по крайней мере один. Симпсон сказал, что на следующий день планирует попытаться захватить один из трех мостов, «Нойс-Дюссельдорф». В открытом джипе под дождем они поехали к линии фронта в расположение полка, который только что взял Мюнхен-Гладбах. По дороге Эйзенхауэр сказал:

— Хочу вас предупредить. Через несколько дней ожидается приезд премьер-министра. У вас какая машина?

У Симпсона имелся только «плимут». Впрочем, возможно, в тылу для него на всякий случай держали машины представительского класса.

— Я позабочусь об этом, — сказал Эйзенхауэр. — Вот еще что. Черчилль любит шотландское виски. Держите при себе хороший запас.

Солдаты узнали Эйзенхауэра на переднем сиденье джипа и начали кричать: "Айк! Айк!".

Генералы поднялись по грязи на холм, где собрались 3600 пехотинцев. Симпсон представил верховного главнокомандующего, который выступил с пятиминутной трогательной речью, но когда он повернулся, чтобы уйти, то поскользнулся и сел прямо в грязь. Раздался оглушительный смех. Эйзенхауэр поднялся, улыбнулся и сделал приветственный боксерский жест. Солдаты в ответ бурно приветствовали его.