Жизнь Марии Медичи - Элен Фисель Страница 46

Этот скорбный список можно было бы продолжить. За многими не было никакой вины, кроме близости к Марии Медичи.

Франсуа де Ларошфуко, отец которого тоже пострадал, в своих «Мемуарах» констатирует:

«Столько пролитой крови и столько исковерканных судеб сделали правление кардинала де Ришельё ненавистным для всех. Мягкость регентства Марии Медичи была еще памятна каждому и все вельможи королевства, видя себя поверженными, считали, что после былой свободы они впали в pa6cTBO»188.

* * *

Двадцать третьего февраля 1631 года Мария Медичи занималась своим утренним туалетом. Дело происходило в Компьенском замке, в семидесяти километрах к северо-востоку от Парижа; королева-мать готовилась к поездке в столицу, желая еще раз поговорить со старшим сыном.

Неожиданно ей объявили, что прибыл кардинал де Ришельё.

Сказать, что она была удивлена, – ничего не сказать.

Взаимные приветствия дались обоим с видимым трудом.

– Мадам, – вкрадчиво начал кардинал, – в стране давно уже происходят странные события, и я думаю, очень скоро Франция будет аплодировать решению, которое мы наконец приняли…

– Не понимаю, что вы хотите сказать. – Она старалась говорить спокойно, но было видно, что слова кардинала обеспокоили ее.

– Я прибыл в Компьень, чтобы сказать вам: королевство устало от бесконечных войн и заговоров. Они ведут Францию к катастрофе, и мой долг – положить конец этому.

– Я отказываюсь понимать вас, месье…

– Я прибыл, мадам, чтобы сказать вам: один из нас должен принести себя в жертву, чтобы дать дорогу другому. Надеюсь, вы догадываетесь, кто должен?

– Что-о?! Вы говорите это мне, представительнице великого рода Медичи, королеве Франции, вдове короля Генриха! Да кто вы такой?

В ответ кардинал лишь презрительно усмехнулся.

– О вашем визите, месье, – продолжила Мария Медичи, – непременно будет доложено моему сыну. А теперь соблаговолите уйти.

– Одну минуту, мадам. Мне нужно передать вам еще кое-какие распоряжения.

– Распоряжения?! Мне?! – Королева-мать в бешенстве схватила серебряный колокольчик, чтобы вызвать охрану.

В дверях появились два рослых гвардейца.

– Немедленно вышвырните отсюда этого человека! Немедленно! Вон!

– Мадам, неужели вы до сих пор ничего не поняли? – спокойно произнес кардинал. – Речь идет о вашем аресте. И это больше не ваши гвардейцы.

– Изменники! – затопала ногами Мария. – Какой позор! Какая низость! Узнаю ваш стиль, господин кардинал!

– Успокойтесь и выслушайте меня, – продолжил де Ришельё. – Вам нужно уехать как можно дальше от Парижа. Прежде всего в целях вашей же безопасности, а также, чтобы обеспечить безопасность тем лицам, судьба которых вам небезразлична.

– Кого вы имеете в виду? Все и так уже либо уничтожены, либо находятся…

– Вам необходимо принять эти условия, мадам, – оборвал ее кардинал.

– Отвратительное ничтожество, да будь ты проклят! – выкрикнула королева-мать, понимая, что сопротивление бесполезно.

* * *

Конечно же, кардинал имел в виду Гастона Орлеанского, младшего сына Марии Медичи, по-прежнему считавшегося престолонаследником (до рождения Людовика XIV еще оставалось семь лет). Понятно, что у Гастона были сложные отношения с венценосным братом. Понятно также, что его судьба не могла быть безразлична его матери. Как видим, кардинал де Ришельё всегда бил точно в цель.

В начале 1630 года Гастону было двадцать два года. Он был красивым молодым человеком, ветреным и коварным, однако в меру любезным. Всем было ясно, что его видимое примирение с братом не могло продлиться долго. Сам он прекрасно понимал, что его шансы получить вожделенную корону (при отсутствии детей у Людовика) достаточно велики. В его власти было развязать гражданскую войну. И он вполне мог рассчитывать на поддержку со стороны старой аристократии.

Тридцатого января 1631 года, посетив кардинала де Ришельё, Гастон взял назад свое предложение дружбы. Сначала он отправился в Орлеан, а затем, через несколько месяцев, появился в Безансоне, находившемся под управлением испанцев.

Кардинал де Ришельё поднял тревогу и доложил обо всем королю.

В принципе, разговаривая с Марией Медичи, кардинал не блефовал: теперь судьба Гастона Орлеанского была в его руках. Марии, обожавшей Гастона и готовой ради него на все, ничего не оставалось, как подчиниться.

Местом ссылки ей был предложен небольшой городок Мулен.

Оскар Егер в своей «Всемирной истории» пишет:

«Людовик XIII, робкий, сознававший свою умственную зависимость, слабый и телом и духом, далеко не речистый, понимал, однако, достоинство своего сана, чувствуя в то же время потребность опоры в человеке сильном, который был бы способен один нести бремя правления, опираясь на свой ум и силу воли. Согласившись с мнением своего министра, Людовик предложил своей матери переехать в Мулен. Попытки примирить ее с сыном были тщетными. Вместе с ней покинул двор и герцог Орлеанский»189.

Мария согласилась отправиться туда, но попросила, чтобы ей позволили некоторое время пожить в Невере, пока Мулен не будет очищен от свирепствовавшей там заразы, а местный замок не отремонтируют должным образом. Совет дал ей такое разрешение, но она все равно предпочла остаться в Компьене.

Когда 20 марта 1631 года Людовик написал ей, что Мулен полностью готов к приему Ее Величества, она опять нашла массу отговорок для того, чтобы отсрочить свой отъезд. Кардинал де Ришельё подсказал королю, что его мать, возможно, готовит побег.

* * *

Собственно, это было в ее стиле.

Мария находилась на грани отчаяния. Попытки хоть как-то воздействовать на Людовика ни к чему не привели. Почему? Да потому, что каждый раз на пути королевы-матери оказывался «этот гнусный» де Ришельё!

Иногда, уступая приступам ярости, она проклинала себя за слабость. Иногда буквально выла от осознания, что упустила момент, когда можно было проткнуть «отвратительного Ришельё» кинжалом, как делали в ее родной Флоренции. Мария слишком ненавидела кардинала и не могла с этим жить. Такую ненависть может победить только прощение, но ни о каком прощении не могло быть и речи!

Вечером 18 июля 1631 года она все же покинула Компьень. Местная охрана проморгала побег.

На первых порах Медичи намеревалась остаться во Франции, в приграничном городке Ла-Капель, у друга ее любимого сына Гастона маркиза де Варда, который пообещал ей приют. Но о планах королевы стало известно кардиналу де Ришельё.

Опасаясь возможного преследования, Мария (в свою очередь оповещенная) была вынуждена пересечь границу. Вечером 20 июля она прибыла в Авен, ближайший город на принадлежавшей испанцам территории, а потом отправилась в испанские Нидерланды – сначала в Моне, а затем в Брюссель.