Сталин. Человек, который спас капитализм - Льюис Е. Каплан Страница 49

Была доля иронии в том развитии событий, которое последовало. Первым днем, подходящим для успешного пролета над территорией СССР, было Первое мая, праздник, который отмечали в Европе и коммунисты и социалисты. В России это был вообще государственный праздник, члены Политбюро должны были присутствовать на трибуне Мавзолея, приветствуя парад советских вооруженных сил (это неточность — в советское время на 1 мая происходил парад трудящихся, а вот на 9 мая — военный парад. — Прим. пер.). В этот день в 1960 году самолет-шпион U-2 был сбит в 2 тысячах километрах внутри советской территории. Единственная информация, которую ЦРУ получило от летчика Гэри Пауэрса, — это что двигатель самолета пробит и полыхает огнем. После этого — никаких сведений. В штаб-квартире ЦРУ посчитали, что самолет взорвался, а пилот погиб. Однако уже 5 мая оказалось, что это предположение далеко от истины. В своем обращении к советскому народу, которое транслировалось также на разных языках по всему миру, Хрущев объявил, что американский самолет-шпион был сбит при нарушении государственной воздушной границы СССР, а также что пилот и остатки самолета находятся в руках соответствующих советских служб. Хрущев также ясно дал понять, что это не Эйзенхауэр дал разрешение на полет, а некие люди в администрации, желающие разрушить намечающиеся дружественные отношения между Соединенными Штатами и Советским Союзом. Советский лидер был очень любезен с президентом и дал продолжить укрепление дружественных отношений на саммите, а переговорам по разоружению дал ход.

Не существовало способа отрицать полетов U-2 над территорией СССР, начавшихся еще с 1956 года. Имели значение не только многочисленные протесты советской стороны, но в курсе дела были и союзники США, а также правительства Турции и Норвегии, поскольку самолеты взлетали с территории последней, а приземлялись на территории первой из этих стран. Хрущев предоставил Эйзенхауэру прекрасный выход из некрасивого положения: найти козла отпущения и бросить его на съедение волкам. Единственным безупречным кандидатом на роль козла был, бесспорно, глава ЦРУ, которого можно было довольно легко сместить с поста, причем тот понимал бы, что смещен за дело. Но вместо этого Эйзенхауэр (гордившийся своей порядочностью) решил рассказать Хрущеву кучу сказок для детей, из чего Хрущев окончательно убедился об осведомленности Эйзенхауэра о пролетах над Россией.

Первая из таких сказок звучала так, будто метеорологический самолет, пролетая над территорией Турции, мог случайно отклониться от курса, внедриться в воздушное пространство СССР и там исчезнуть. Теперь Хрущев понял, что полет явно был одобрен Эйзенхауэром. Доверие, только что установленное Эйзенхауэром с лидером Советского Союза, пошатнулось. Более того, Хрущев представил отчет другим членам Политбюро. Теперь и его надежность как Первого секретаря была на кону. Если бы Хрущев вступил в переговоры с Эйзенхауэром сейчас, после разоблачения инцидента с Пауэрсом, то его сместили бы с поста руководителя СССР. Но президент Эйзенхауэр так стремился установить свой приоритет в деле заключения договора о нераспространении (атомного оружия), что оказался слеп к реалиям. А по-крестьянски хитрый Хрущев решил выставить Эйзенхауэра дурнем. Сперва он представил всему миру фотографию поврежденного самолета, который не слишком напоминал U-2. Президент клюнул на наживку, тут же во всеуслышание заявив о невиновности Америки. Тогда на следующий день было представлено уже настоящее фото разбитого самолета U-2 вместе с пилотом, Гэри Пауэрсом. Злокозненный русский передал еще один сердечный привет президенту. Поскольку Хрущев так и не указал в точности, что саммит отменен, Эйзенхауэр был весьма удивлен, ожидая его в Париже, куда он прилетел и где должны были пройти переговоры. Франция была принимающей страной, и французский президент Шарль де Голль председательствовал на встрече. Этого момента Хрущев и ждал. Не дав вступить в дело де Голлю для объявления повестки встречи, в момент, когда все внимание мира было приковано к этой встрече, Хрущев поднялся и произнес гневную тираду, обвиняя Эйзенхауэра в двойной игре и пытаясь сорвать саммит еще до его начала. Он предъявил миру снимки разбитого самолета-шпиона U-2 и призвал весь мир убедиться в вероломстве правительства США. И наконец, вслед с Хрущевым поднялись и его сопровождающие лица, и все вместе они покинули зал переговоров. На этом саммит был закончен.

Эйзенхауэр оставил после себя наследство, только вовсе не то, которое хотел. Он оставил своему наследнику коммунистическую страну, Кубу, всего в 90 милях от побережья Флориды, возглавляемую Фиделем Кастро. Сегодня трудно понять, чего хотел добиться Эйзенхауэр, опытный военный командир, который планировал и провел крупнейшую в истории человечества десантную операцию вторжения, от кучки нанятых ЦРУ кубинских эмигрантов, которых ЦРУ собрало на побережья Гватемалы для вторжения на Кубу морским путем. Предыдущая попытка самого Кастро вторгнуться на Кубу закончилась тем, что выжило всего 12 из первоначально 82 человек, участвовавших в акции. Среди выживших были Фидель Кастро, его брат Рауль и Че Гевара, которым удалось скрыться в горах Сьерра-Маэстра. Именно возможность безопасного пребывания в этих горах и позволила Фиделю со временем собрать революционные силы, которые в конечном счете заставили бежать из страны диктатора Фульхенсио Батисту и его окружение.

С самого начала Эйзенхауэр был мало осведомлен о Кастро и силах повстанцев, которыми тот располагал. Он знал, что Че Гевара, врач из Аргентины, был ревностным коммунистом, но обзоры, публиковавшиеся в то время в New York Times, описывали Кастро и его соратников как своего рода Робин Гудов нашего времени, чьим стремлением было установить справедливые отношения в сельском хозяйстве Кубы. Эксплуатировали этих неграмотных крестьян иностранные корпорации, прежде всего американские. Америка вообще испытывала в некотором смысле симпатию к Кубе, и именно американские войска освободили остров от тиранического правления Испании. Особая квота на импорт кубинского сахара была отменена, ради поддержки экономики острова. Вооруженные отряды Кастро вошли в Гавану 8 января 1959 года; через несколько дней Хосе Миро Кардона, знаменитый кубинский либерал, объявил о создании Революционного правительства Кубы. Вскоре после этого Соединенные Штаты признали новое кубинское правительство. Но через полтора месяца случился первый сюрприз — Кардона ушел со своего поста, а Фидель Кастро стал главой нового правительства и назначил себя главнокомандующим вооруженными силами Кубы.

Хотя Госдепартамент США признал новое правительство, Эйзенхауэр был сильно обескуражен названием этого правительства. По его убеждению, слово «революционный» непременно несло в себе намек на коммунистическое правительство. Первоначальное недоверие было усугублено в результате 12-часового неофициального визита Кастро в Соединенные Штаты. Кастро всячески пытался показать свое отвращение к американской (писаной и неписаной) политике дискриминации негритянского населения. Вместо того чтобы остановиться в приличном городском отеле, он вместе со своими приспешниками поселился в отеле Hotel Theresa в Гарлеме (негритянском гетто), чтобы показать свое презрение к негласной политике непредоставления жилища неграм. Он также демонстративно встретился с Малкольмом Эксом, революционером из группы «Черные мусульмане». При выступлении на сессии ООН он представил будущую политику Кубы в русле таковой у Джавахарлала Неру в Индии и Насера в Египте. В ответ, когда Кастро явился на встречу в Белом доме, Эйзенхауэр оказался как бы на своих занятиях гольфом и оставил вице-президента Ричарда Никсона замещать себя. Уже полная мрачных подозрений относительно планов Кастро, администрация ожидала услышать наконец подробное описание политического направления, в котором Кастро намерен двигаться. И вот вскоре после возвращения Кастро на Кубу там начался процесс национализации американских корпораций. Первой пала вездесущая «Юнайтед фрут компани», одна из крупнейших на Кубе. Как и в случае с Гватемалой и другими латиноамериканскими странами, «Юнайтед фрут» намеренно занижала стоимость своих активов, чтобы платить меньше налогов. Когда режим Кастро предложил компенсацию, основанную на заявленной компанией балансовой оценке, компания возмутилась и потребовала переговоров. Ответ кубинского правительства сводился к следующему: берите что дают или уходите как есть. Когда компания стала настаивать на переговорах, кубинские власти конфисковали земельные владения компании на Кубе. Тогда лоббисты убедили администрацию США снизить квоты на импорт кубинского сахара. Ответом Кастро стала национализация всех остальных американских корпораций на острове, стоимость которых оценивалась в 850 миллионов долларов.