Страж - Джордж Доус Грин Страница 5

— Лучше? — спросила она.

Я понял. От неожиданности я сел и повторил это слово уже как утверждение. Теперь удивилась и она. Женщина снова повторила вопрос, и я ответил: «Да», потому что теперь знал, на каком языке она говорит. Она радостно хлопнула в ладоши и очень быстро произнесла несколько фраз. Я почти ничего не понял, но некоторые слова были мне очень знакомы, не столько их смысл, сколько звучание. Я всегда отличался способностью к языкам, и этот язык я знал. Он был похож на иберийский и в то же время чем-то отличался, возможно, это был один из его диалектов. Я жестом прервал ее речь и показал, чтобы она говорила медленнее. Теперь мне удалось понять пару слов. Я произнес несколько слов на иберийском, выговаривая их очень медленно и пытаясь подражать ее акценту.

— Спасибо, что позаботилась обо мне.

Она на какое-то мгновение замерла, наморщив лоб. Я повторил еще раз, более медленно, и ее лицо прояснилось. Женщина улыбнулась, показала знаками, чтобы я оставался на месте, и поспешно покинула комнату. Очевидно, она хотела рассказать остальным о моем выздоровлении. Я огляделся по сторонам и увидел маленький столик и стоявшую на нем грубо вылепленную миску. В ней лежало что-то, очень напоминавшее еду, хотя с тех пор, как я видел или пробовал что-нибудь съедобное, кроме поистине отвратительного напитка, которым потчевала меня моя сиделка, казалось, прошла целая вечность, и, наверное, я бы не узнал пищу, даже если бы ее подсунули мне прямо под нос. Однако, повинуясь инстинкту, я набросился на еду и опустошил миску несколькими глотками. Пять минут спустя, когда за мной пришли воины, я уже стоял, согнувшись, возле куста, росшего у дверей хижины, и освобождался от содержимого желудка. Между приступами рвоты я повернул голову и приветствовал их усмешкой.

Я хорошо помню дворец Имейн Мача. Толпа любопытных жадно наблюдала за тем, как я появился в воротах в сопровождении Коналла Победоносного и Барсука Бьюкала. Острие меча первого из них, как всегда, бороздило пыль за его спиной, оставляя между отпечатками его ног зубчатый след. Бьюкал, с раскачивающейся в кулаке шипастой палицей, выглядел не менее внушительно.

Вспоминая тот момент, теперь я понимаю, что они попали в затруднительное положение, поскольку ничего обо мне не знали. Они не хотели обращаться со мной грубо, потому что я мог оказаться принцем или официальным гостем. В то же время они не желали выказывать мне и слишком большое почтение, так как я мог оказаться простолюдином или врагом. Особенно эти мучительные сомнения были заметны в поведении Коналла — он несколько раз тянулся ко мне, будто намеревался заломить мне руки за спину, чтобы затем затащить в Большой Зал и швырнуть к ногам короля, однако в последний момент останавливался. Если бы решение зависело от него, он бы, без сомнения, просто дал бы мне по голове в отместку за неловкость положения, и на этом бы все и закончилось. Своим буйным нравом, торчавшими во все стороны рыжими волосами и роскошной длинной бородой Коналл напоминал рассерженного дикого вепря. Для знатоков придворных скандалов вид Коналла и Бьюкала — еще одного человека, отнюдь не славившегося своей деликатностью, — эскортирующих чужака, выброшенного на берег, был просто находкой, поскольку им обоим хотелось, на всякий случай, идти и впереди меня, и рядом, и сзади. По этой причине они постоянно оттесняли друг друга, и каждый надеялся, что если их предположения окажутся неверными, виноватым можно будет считать другого. Верзилы пытались охранять меня, сопровождать и конвоировать одновременно и походили на двух рьяных, но не очень смышленых псов, которые тащат домой куропатку, но боятся, что она может оказаться цыпленком.

Я почему-то не испытывал страха, хотя и был несколько раздражен тем, что со мной так обращаются. Из-за действия лекарства я наблюдал за всем происходящим как бы со стороны; толпа глазела на меня и обсуждала мою внешность, даже не пытаясь это скрывать. Я смотрел на них, и мне казалось, что я в состоянии прочитать по движениям их губ все, о чем они говорят: «Этот чужак высок, со светлыми прямыми волосами — он не такой, как мы. Даже кожа у него не такая, слишком светлая. И скулы у него не такой формы, не такие острые и расположены ниже. Его кожа молодая и не покрыта морщинами. Не похоже, чтобы он испытывал страх. Он силен, сложен как воин, но на нем нет боевых шрамов, естественных для мужчин его возраста». Правда, я не исключаю, что просто лекарство послужило мощным толчком моему воображению.

Меня поставили перед троном Великого короля Конора. Я вел себя почтительно, но кланяться не стал. Коналл поднял было руку, чтобы сбить меня с ног, но Конор остановил его жестом.

— Успокойся, Коналл.

Спокойный голос Конора обладал большей властью, чем крики дюжины героев.

Король посмотрел на меня, и наши глаза встретились. Наступило молчание, а потом Конор снова заговорил:

— Кто ты?

Я узнал слова, но не уяснил их смысла, словно они донеслись из-за закрытой двери, и не сообразил, что ответить. До сих пор не было ясно, как они относятся к сбежавшим рабам, и я пока не хотел, чтобы они знали, насколько я понимаю их речь. Я сообщил на языке германцев, что упал с корабля и меня выбросило волной на берег. Конор задумался над моим ответом, что было неудивительно, поскольку он вряд ли его понял.

Я заметил, что какой-то человек с редкой рыжей бородой смотрит на меня до странности пристально, и сам посмотрел ему в глаза. Он на мгновение опустил взгляд, но потом снова взглянул на меня. Я подмигнул ему, и после секундного замешательства он широко улыбнулся и подмигнул мне в ответ. Рядом с ним стояли трое юношей. По сходству их лиц и фигур — каждый напоминал слегка уменьшенную копию соседа — я догадался, что все они братья.

Конор обвел глазами своих приближенных. Он понимал, что этот диалог «глухих» таит в себе потенциальную опасность оказаться в неловком положении, и, как поступил бы на его месте любой здравомыслящий монарх, решил переложить ответственность на другого. Он сделал знак какому-то старику, и тот вышел вперед, полный достоинства, даже, пожалуй, чванства. Он остановился передо мной и ткнул пальцем себя в грудь.

— Каффа, — сказал он и затем с вопросительным выражением лица показал на меня.

— Зигмунд, — после короткой паузы ответил я. Назвать себя можно было без особой опаски.

Мое имя было подхвачено мужчинами и женщинами, толпившимися в зале. Они пытались шепотом пробовать на язык странные сочетания звуков. Очевидно, кто-то пошутил, и в толпе засмеялись, но сразу же притихли. Кое-кто забавлялся сам и потешал друзей, повторяя мое имя, прикрываясь ладонями и непривычно кривя рот.

Каффа вытянул руку, поводя широким жестом по всему залу.

— Имейн Мача, — произнес он.

Я никогда не слышал об этом месте.

Жрец начал произносить простые слова, отчетливо выговаривая каждый слог. Он говорил гораздо громче обычного и сопровождал слова жестами, которые обычно используют, объясняясь со слабоумным. Я напряженно слушал, чувствуя, что должен понимать, но понять не мог. Наконец Каффа умолк и покачал головой, показывая, что больше ничего сделать не может. Он повернулся к Конору и разочарованно развел руками.