Август 91-го. А был ли заговор? - Анатолий Лукьянов Страница 5

Но чем дальше в политике Горбачева социалистическая перестройка превращалась в антисоциалистическую, тем тяжелее становились мои отношения с президентом. Если раньше разница в наших оценках сложившейся ситуации не выплескивалась наружу, оставалась за кадром, то теперь даже газеты стали все чаще писать, что у Лукьянова «есть своя особая, противостоящая президенту позиция». Эта тема старательно муссировалась, малейшие расхождения утрировались и разжигались. По договоренности с Горбачевым мне пришлось даже давать ответ на эти выступления прессы в официальном заявлении, опубликованном 27 марта 1991 года. Президент, в свою очередь, отвел эти домыслы газет в одной из своих речей в парламенте.

Однако попытки прессы, либеральных и других сил противопоставить Председателя Верховного Совета Президенту страны не только не ослабевали, а, наоборот, усиливались. Об этом мне не раз приходилось говорить с Горбачевым. В последний раз такой разговор состоялся у нас вечером 1 июля 1991 года. Входе этой беседы я уже в который раз просил Президента согласиться с моим переходом на научную работу, поскольку, продолжая линию на налаживание диалога и взаимодействия различных политических сил в парламенте, я, разумеется, не мог отказаться от своих партийных коммунистических позиций, связанных с защитой социалистических устоев общества, с сохранением нашей федерации, с развитием советской реформы демократии.

В тот момент, когда в Москве и Ленинграде возникло движение демократических реформ, руководимое Яковлевым, Шеварднадзе, Собчаком и Поповым, в беседе с президентом мне пришлось напрямую спросить у Горбачева, правда ли, что он собирается примкнуть к этому движению, отойдя от руководства Коммунистической партии. Я сказал президенту: «Если среди приверженцев нашей партии останется, в конце концов, всего один человек, то этим человеком буду я». «Нет, — ответил Президент, — нас будет двое».

Беседа наша продолжалась в тот вечер около двух часов и касалась самых разных трудных вопросов жизни страны, включая и подготовку к июльскому Пленуму ЦК КПСС, на котором, по имевшимся тогда сведениям, могли быть острые выпады против Генерального секретаря. Поэтому я считал, что на Пленуме стоило бы выступить Председателю Верховного Совета СССР, определив свое отношение к с либералам-рыночникам, сохранению Союза и взаимодействию парламента с президентской властью.

* * *

Выступая 26 июля 1991 года на Пленуме ЦК, я особо отметил недопустимость попыток мешать Верховному Совету СССР выполнять свои задачи по стабилизации обстановки в обществе и обеспечению конституционного характера проведения социально-экономических реформ. Одновременно я однозначно высказался против поворота общества к такому строю, где вообще не будет места социалистическим ценностям и общественной собственности, против тенденций к ослаблению социальной защиты трудящихся и прав человека, а также против стремления сепаратистов создать вместо обновленного Союза советских республик рыхлую и беспомощную структуру конфедерации или содружества, которые противоречат самому ходу экономической интеграции, происходящей во всем мире.

Пришлось предостеречь членов ЦК КПСС об имеющейся опасности ослабления позиций Советов и подмены их назначаемыми сверху администраторами. Я прямо сказал, что объявленная в те дни ельцинская программа департизации — это лишь часть общей кампании, направленной, по существу, против Советов, против партии, профсоюзов и других общественных организаций.

Отдельно говорилось тогда и о проблеме отношений президента с его партией и партии с президентом. Выступая на Пленуме, я сказал: «Давайте поставим вопрос честно и прямо: что значит для партии потерять сегодня президента и что значит для президента потерять партию? Учитывая нынешние реалии, глубоко убежден, что для президента Горбачева потерять партию значило бы лишиться самой серьезной опоры в обществе, опоры в массах со всеми вытекающими отсюда последствиями. Для партии же потерять президента значит утратить ключевую позицию в государственном руководстве, но не только. Это значит, уже сейчас дать возможность оппозиционным, в том числе уже властвующим, силам развернуть не просто травлю, а фактически погром партийных организаций».

Трагично, что это печальное предсказание стало реальностью. Хотя нашлись люди, которые увидели в этом моем выступлении призыв к путчу и замене Генерального секретаря ЦК КПСС. Показательна в этом отношении статья члена ЦК КПСС О. Лациса в «Известиях» от 31 декабря 1991 года. Он писал: «На пленуме открыто началась подготовка к тому, чтобы на предстоявшем в конце года съезде сместить Горбачева, отклонить его реформистскую программу и повернуть перестройку вспять. О подготовке военного переворота большинство участников пленума, очевидно, не знало, но политический переворот в стиле 1964 года готовили вполне открыто. Самые нетерпеливые уже не хотели ждать декабря, требовали созвать съезд в сентябре. Судя по тому, как принял зал речь Лукьянова, они уже и преемника наметили. И Горбачев не в силах был сдержать волны злобы, непроизвольно прокатывавшейся по залу время от времени, когда звучали, например, требования расправиться с Александром Яковлевым или с ослушниками из независимой компартии Эстонии. Нет, конечно, это давно уже не была единая партия!»

Да, Лацис прав: единство партии было разрушено. Но чьими усилиями? Не самого ли президента и его радикального псевдосоциалистического окружения.

А разрушить партию — значило разрушить всю сложившуюся после Октября советскую политическую систему. И от этого вывода нам уйти просто некуда.

* * *

Вспоминая минувшее, конечно, не могу пройти мимо той роли, какую играли в то переломное время Съезд народных депутатов и Верховный Совет СССР. Именно с этим, как оказалось последним, периодом жизни союзных законодательных органов и была в основном связана моя работа с весны 1989 года.

Сказать об этом необходимо еще и потому, что до сих пор подлинная роль парламента бывшего Союза искажается и, если можно так сказать, намеренно оглупляется нашей прессой, радио и телевидением. Каких только эпитетов не обрушивают они на голову ушедшего с политической сцены союзного парламента. Тут и «неаппетитная каша», и «странный мутант», и «кукольный театр», и «бой цирковых петухов». Бывший депутат И. Заславский договорился до того, что объявил союзный Съезд и Верховный Совет СССР, их депутатский корпус вообще «в большинстве своем состоящим из двурушников, сыгравших колоссальную роль в создании тяжкого положения страны». Они «сначала устраивали «одобрямс» Горбачеву — Рыжкову, потом Горбачеву — Павлову, потом их собирал Лукьянов, чтобы обеспечить такой же «одобрямс» и августовскому перевороту, да не успел». «Агрессивно-послушный», «штампующий чуждые народу решения», «прокоммунистический» парламент и так далее и тому подобное.

Со всей ответственностью могу сказать, что все это откровенная и злобная ложь. И хотя, конечно, окончательный диагноз поставит история, последние двадцать пять лет нельзя, невозможно будет ни осмыслить, ни понять без анализа той борьбы, которая шла в Верховном Совете СССР и вокруг него.

Дело в том, что Верховный Совет СССР того периода был, если можно так сказать, рыцарем на распутье, как на распутье стояло тогда и все наше общество. В нем все жарче разгоралась борьба социалистических и антисоциалистических тенденций, федерализма и сепаратизма, дружбы народов и национализма. Народные депутаты, избранные весной 1989 года, принесли эти противоречивые тенденции на свой первый Съезд и в Верховный Совет СССР.