Любовь и Sex в Средние века - Александр Бальхаус Страница 53

В своей монументальной «Истории города Рима в Средние века» о подобных событиях при папском дворе повествует и Фердинанд Грегоровиус [78]. «Кардиналы транжирили тысячи на один званый пир. Они безбоязненно ложились рядом со знаменитейшими проститутками Рима. Богатый римский землевладелец и банкир Агостино Чиги заставил говорить о себе всю Италию, когда по случаю крещения незаконнорожденного ребенка принимал в своей вилле папу. Ели язычки попугаев, рыба доставлялась живой из самой Византии. Золотые приборы после каждого блюда с детским бахвальством выбрасывались в Тибр, где их улавливали спрятанные сети. Рим превратился в праздничный театр, дом непрерывных зрелищ. Папа был распорядителем развлечений, Ватикан кишел музыкантами, актерами и шарлатанами, поэтами и художниками, придворными льстецами и паразитами. Тут дозволялось представлять старые и новые комедии, бесстыднейшие скабрезности. Если бы нам удалось на год попасть в Рим времен Льва X и увидеть череду празднеств, в которых сплетались черты язычества и христианства, перед нами предстала бы весьма пестрая картина. Маскарадные шествия, воссоздание античных мифов и сцен из римской истории, снова процессии, блестящие церковные праздники, инсценировки страстей Христовых в Колизее, классическая декламация в Капитолии, торжества и речи по случаю дня рождения Рима, церемониальные выезды кардиналов, послов и князей со свитами, подобными войску, кавалькады охотников, когда папа выезжал в Маглиану, Пало, Витербо с соколами и собаками, обозом и слугами, а ему сопутствовали кардиналы, иностранные посланники, веселая гурьба римских поэтов, блестящая знать — настоящая вакхическая процессия. И вот папа, переодевшись мирянином, целыми днями охотится на оленей и диких кабанов. Пиршества, комедии, представление научных и художественных творений, совещания кардиналов, дела церкви, дипломатия, изощренные интриги, война и мир, кумовство Медичи — для всего этого и Ватикан, и папа находили время и место».

Как ни странно это звучит, но такие «нравственные заблуждения» немыслимы без обета безбрачия (целибата), о котором в конце XI века был издан указ папы Григория VII и который вопреки упорному сопротивлению был жестоко проведен в жизнь. Духовенство отрывали от жен и детей — поистине невероятное нарушение догматических неприкосновенности и нерасторжимости брака. Папа, обладатель центральной церковной власти, был озабочен не столько целомудрием духовенства, сколько укреплением собственного могущества. Он издает всеобщий запрет на брак священников, чтобы еще прочнее привязать их к церкви, ибо тот, у кого есть жена и дети, принадлежит ей только наполовину.

Библейское обоснование целибата необходимым не считается. Да и где его взять? В Писании Христос не проповедует безбрачие, в иудаизме священнослужителю запрещено всего лишь брать больше одной жены, а в раннехристианских общинах священники, как правило, имели семьи. Но, как говорится, Рим высказался — и дело кончилось. А поскольку легитимное утоление сексуального влечения священникам запрещено, многие из них ищут выход тайно, так что до распутства духовенства — всего один шаг. Чем строже похоть запрещается и предается анафеме, тем скорее она побуждает преступить запрет.

Реакцией на моральный упадок становится уход от мира, возникают первые монастыри. Предполагается, что они образуют «чистый антимир», противопоставленный разложению духовенства и одичанию нравов христианского люда. Расточительной пышности церковников члены монашеских орденов предпочитают добровольную бедность и непритязательную жизнь.

Разумеется, очень многие монахи и монахини ведут духовно наполненную жизнь, воздерживаясь от интимных отношений. Тем не менее, несмотря на удаленность от мирского шума и соблазнов, монастырь не может послужить убедительным примером победы христианства над плотскими желаниями. Скорее напротив — вполне вероятно, что средневековые монах и монахиня находят укромное место вне стен монастыря, где можно отдохнуть от строгости его устава. Историк Иоганн Бюлер приводит в своей книге «Монастырская жизнь в Средние века» следующий анекдот, основанный на источнике того времени. «В одном монастыре жила уже довольно немолодая монахиня, которая в юные годы была весьма веселой девицей. Молодые монашки были к ней очень привязаны. Потом появилась строгая настоятельница и прекратила доступ в монастырь даже для священнослужителей. Она вообще пресекла все контакты монахинь с мужчинами. Когда молодые увидели, что оказались в заточении, они сказали доброй старушке: “Хорошо тебе, что ты еще в юности потеряла невинность; будь она все еще при тебе, ты бы утратила всякую надежду”».

Монастырь создает поистине уникальные предпосылки для чувственной атмосферы. Большие духовные и физические нагрузки приводят к расцвету порочных устремлений. Монахиня — невеста Христа, монах обручен с Царицей Небесной, так что трудно сказать, кому ты изменяешь, поддаваясь искушению плоти. В такой тесной общине сексуальность становится еще притягательнее.

Среди насельников монастырей лишь немногие чувствуют настоящее призвание и полны решимости предаться вере со всеми ее крайностями. Остальные поступают в монастырь из-за бедности и сталкиваются там с нравственными требованиями, которым не хотят или не могут соответствовать. Временами родительский эгоизм принуждает повзрослевших детей отбывать жизнь за стенами монастыря, поскольку у семьи нет средств на приданое или она не может выделить самостоятельное хозяйство для сына.

Сексуальная активность в монастыре вряд отличается от интимной жизни в крестьянских хижинах, жилищах ремесленников, банях и домах радости. Плотское желание расцветает в монастырских стенах еще ярче, поскольку к утолению этого влечения добавляется сознание плотского греха, а привкус кощунства лишь подогревает силу воображения.

Средневековая юмористическая литература содержит сколь угодно много примеров безнравственного поведения монахов и монахинь. Пикантная сторона жизни духовенства отражена у Джованни Бокаччо, Пьетро Аретино и других итальянских авторов, у англичанина Джеффри Чосера, в многочисленных немецких шванках, во французских литературных сюжетах и фарсах. Если закрыть глаза на сатирические преувеличения, можно прийти к выводу, что во всех европейских странах происходит одно и то же. Никола де Клемансис, хорошо зная своих собратьев, цинично замечает: «Если кто в наши дни ленив и склонен к пышной праздности, он так и рвется в священники. Тут же он становится исправным посетителем распутных домов и трактиров, где проводит время в пьянстве, обжорстве и игре, а напившись, кричит и буянит, поносит своими нечистыми устами имя Господне и святых, пока, наконец, из объятий проституток не взойдет на алтарь».

«Толстячок-монах», наслаждающийся жизнью в монастырской трапезной и винном погребе, «похотливая монашка», не стыдящаяся своего вожделения, — вот излюбленные объекты для карикатур. Вполне возможно, что к таким насмешкам авторов толкает и собственная нечистая совесть. Однако даже сама церковь потешается над веселой жизнью монастырских братьев и сестер. То, что творится в монастырях, считается не самым страшным грехом — по сравнению с другими преступлениями церкви этим можно пренебречь.