Окружение Сталина - Рой Медведев Страница 54

Промышленность лихорадило. Не было в стране предприятия, на работе которого не отразилась бы террористическая акция 1937 года. На некоторых заводах осталось всего по 2–3 неарестованных инженера или техника. Например, Ижевский машиностроительный завод, выпускавший винтовки, в течение двух месяцев не мог сдать заказчику ни одного изделия: все стволы подряд браковались. Руководителей завода без конца вызывали в местное отделение НКВД, грозили и запугивали, требуя повысить качество, но это не помогало. Внезапно в дело вмешался Сталин, велел освободить всех арестованных инженерно-технических работников завода и обратил свой гнев на «перестраховщиков» [269]. Это слово после январского пленума вошло в число политических ругательств. С января же вновь стали брать на работу родственников арестованных, и толпы несчастных, собиравшиеся у ВЦСПС, как у биржи труда, рассосались.

Весной Каганович пытался толкать вперед забуксовавшее производство при помощи серии всесоюзных совещаний. 3 марта, в день открытия судебного процесса Бухарина — Рыкова, он поехал в Воскресенск, где посетил цементные заводы «Гигант» и «Красный строитель». Назавтра в Наркомтяжпроме открылось и продолжалось до Женского дня 8 марта, совещание по цементной промышленности. Каганович предложил построить в каждой области свой цементный завод, а кроме того, выдвинул идею строительства цементных заводов при металлургических предприятиях с целью максимального использования шлаков доменных цехов. Атмосфера совещания ощутимо отличалась от той, что царствовала еще осенью — никаких подарков участникам, ритуальная часть сведена к минимуму. В принятом обращении упоминались только Сталин и Ежов.

Тем временем в Колонном зале Дома союзов бывший руководитель Госплана Украины Гринько, хорошо знакомый Кагановичу еще с 20-х годов, подтверждал сфабрикованные обвинения в создании национал-фашистской организации: «Я стою перед судом как украинский буржуазный националист… Две террористические группы изо дня в день вели слежку за Сталиным и Ежовым с целью убить их» [270].

В эти дни германский рейх поглотил Австрию. По Вене шел военный парад войск вермахта и СС. Гитлер посетил свою родину, австрийский городок Браунау, где произнес подобающую случаю речь. В те же часы в Москве казнили Бухарина, Рыкова и их однодельцев. В отличие от прошлогоднего процесса «параллельного центра», не устраивалось демонстраций ни на Красной площади, ни в Ленинграде. Поэты не писали яростных стихов, а Ежов не получил нового ордена.

Каганович на этот раз был в стороне от главных событий. С 14 по 20 марта он руководил еще одним совещанием — работников электростанций и сетей. Москва с ликованием встречала четверку папанинцев, прибывших прямо с Северного полюса, где они работали всю зиму. Сталин принимал их с женами один, без соратников. Это было явное нарушение традиции последнего десятилетия. Приглушались культы всех личностей, кроме одной, что и в те времена именовалось «борьбой с культом личности». «Правда» критиковала газету «Советская Украина» за помещенное в ней фото: секретарь Кировского райкома вручает партбилет. Снимок трактовался как «возрождение шумихи и кампанейщины» [271]. Участники проводившихся Кагановичем совещаний тоже фотографировались теперь без него. 26 марта началось еще одно совещание — по золотой и платиновой промышленности.

В апреле Кагановича вернули на пост наркома путей сообщения. Страх ответственности и утрата множества специалистов сказались и на работе транспорта. На протяжении зимы железные дороги создавали дополнительные трудности для всех отраслей народного хозяйства. На этот раз демонстрация радости в связи с назначением «сталинского наркома» была скромной и носила дежурный характер.

Набирала обороты «борьба с клеветниками». Как типичную в своем роде можно привести заметку «Правды» под заголовком «Дело агронома Шамшина». Речь шла о работнике МТС в городе Шацке (Рязанская область). Описывается заседание бюро райкома партии в августе 1937 года:

«В прениях выступил Лизунов — заместитель директора по политчасти. Он говорил о том о сем и договорился до того, что в МТС… вредительство.

— Как? Вредительство? — переспросили присутствовавшие члены бюро райкома.

— Да, — подтвердил Лизунов.

— А кто же возглавляет это вредительство?

— Шамшин!

С этого и началось. Сразу „обнаружили“, что Шамшин — вредитель и очковтиратель. Шацкая районная газета „Советская деревня“… истерически кричала о том, что „открылась мерзкая картина вредительской работы врага народа Шамшина“. Секретари райкома Лавникевич и Юньков пустили в ход все средства…» [272]Заканчивался газетный материал благополучным для агронома Шамшина финалом разбирательства и намеками на предстоящие преследования гонителей честного человека. Пропаганда подобных случаев велась на протяжении 1938–1939 годов постоянно, хотя никогда не становилась темой № 1. В качестве гонимых, но в конце концов побеждающих фигурировали члены партии со стажем, как правило — рабочие. Показная борьба с «перестраховщиками» вызвала сильный отклик снизу. В газету «Правда» и ЦК приходили тысячи писем от рядовых членов партии с требованиями положить конец террору и наказать его организаторов. Подавляющее большинство авторов писем было дезориентировано и смутно представляло, где следует искать этих организаторов репрессий.

А заведенная машина все работала. В 1938 году Каганович приложил руку к аресту Николая Чаплина — генерального секретаря ЦК BЛKCM с 1924 по 1928 год: он отозвал Чаплина из командировки, и в ночь после приезда за ним пришли [273]. Осенью Каганович вместе с Молотовым и Маленковым руководил пленумом ЦК ВЛКСМ, за которым последовало «дело Косарева». Из 93 участников пленума было арестовано 77 и расстреляно 48 человек [274]. Месяцем раньше на другом, юбилейном (к 20-летию комсомола) пленуме ЦК ВЛКСМ Косарев выступил с нестандартными восхвалениями в адрес Сталина: он дважды подчеркнул в своем докладе, что репрессии в комсомоле начались только после личного вмешательства вождя. Похоже, что это была отчаянная попытка дать понять современникам или потомкам, кто автор совершающейся трагедии. Во всяком случае, на фоне других официальных выступлений 1938 года заявление Косарева прозвучало резким диссонансом. Не исключено, что оно и было подлинной причиной его гибели. А ведь всего шестью годами раньше Косарев и Каганович вместе выкачивали зерно из Северного Кавказа. Теперь пути их разошлись.

Подписи Кагановича обнаружены на списках к расстрелу 36 тысяч человек. В одном из таких списков из 223 перечисленных жертв 23 — члены ЦК партии, 22 — члены КПК, 21 — наркомы и их замы. Многих из них Каганович не мог не знать лично.