Конрад Аденауэр - немец четырех эпох - Всеволод Ежов Страница 54

По соглашению с Мендес-Франсом Аденауэр не мог публично и прямо выступать против международного статуса и выражать надежду на его отклонение. Тайно, однако, он финансировал лидера саарских пронемецких сил Генриха Шнайдера, а тот публично критиковал канцлера за то, что он не содействует воссоединению Саара с Германией, обвинял его в отступничестве. Брентано и другие лидеры ХДС/ХСС также поначалу высказывали критические замечания, но затем стали выдвигать на первый план довод: они верят, что население Саара выскажется за его принадлежность к Германии.

Договоренности по Саару голосовались в бундестаге в те же дни, что и комплекс Парижских соглашений. Они были одобрены 264 голосами против 201. Незначительным большинством приняло их и французское Национальное собрание.

Страсти вокруг Саара несколько утихли. В самой Саарской области пронемецкие силы объединились в Патриотический союз и повели энергичную кампанию за отклонение международного статуса. 22 октября 1955 года состоялся плебисцит. 63 процента принявших в нем участие высказалось против статуса.

Через два месяца прошли выборы в саарский ландтаг. Они дали Патриотическому союзу 65 процентов голосов. Новое правительство Саара объявило его частью Германии. 1 января 1957 года по согласованию с французами было официально провозглашено объединение земли Саар с остальными землями Федеративной Республики. При этом предусматривалось, что в течение трех лет угледобывающая промышленность перейдет в полное управление немцев, а за Францией останется право преимущественного получения саарского угля, а также свободного обмена товарами с Сааром. Судоходный Мозель, как и верхний Рейн, мог использоваться на равных правах обеими странами.

1 января 1957 года Аденауэр на специальном поезде прибыл в Саарбрюккен. Население встретило его довольно прохладно, ибо многие считали его сторонником международного статуса Саарской области. Отношение изменилось после выступления канцлера в городском театре. Он говорил с патриотическим пафосом, закончил словами: нынешний день является самым прекрасным в его жизни.

Возвращение Саара стало одним из крупнейших успехов канцлера Аденауэра. При этом не была нарушена основная линия на примирение с Францией, на европейскую интеграцию и включение Федеративной Республики в атлантические структуры. Осуществляя эту линию, Аденауэр опирался на Соединенные Штаты, находил поддержку у американских лидеров и прежде всего у Даллеса. Канцлер не одобрял изоляционистской по многим вопросам позиции Англии, ее прохладное отношение к интеграционным процессам на европейском континенте, но сохранял хорошие отношения с Черчиллем и Иденом, что обеспечивало взаимопонимание.

После 1 января 1957 года окончательно определилась франко-германская граница. Вековые территориальные споры пришли к концу. Открылся путь для установления взаимного доверия, добрососедства и дружбы. Оба государства теперь могли действовать сообща, прежде всего в развитии экономики, что давало ощутимые плоды для промышленности и сельского хозяйства.

В Федеративной Республике саарский успех Аденауэра был встречен без особой помпы. Канцлер сознательно сбивал феерические настроения в своем стане. Оппозиция, столь недавно уверявшая, что канцлер предает и продает Саар, помалкивала, признавая успех Аденауэра и свое поражение. Население приняло возврат Саара, как в свое время и Рура, спокойно, как нечто само собой разумеющееся. Аденауэра это устраивало. Он жертвовал триумфом ради дальнейшего сближения с Францией и осуществления европейской идеи. При всем преклонении перед Америкой — ее мощью и лидерством в западном мире Аденауэр считал, что в Европе главную роль должны играть Франция и Германия.

Временное удаление позволяет утверждать, что историческое примирение двух стран — это во многом, в решающем личная заслуга Аденауэра, который мыслил широкими категориями, выходящими за рамки сиюминутных национальных чувств и потребностей, который в очередной раз проявил себя искусным тактиком, не отклоняясь от принципиальных стратегических целей.

Из всего написанного об Аденауэре самые противоречивые оценки касаются его политики в германском вопросе. Одни считают, что он действовал разумно, но упустил ряд возможностей в решении вопроса о воссоединении. Другие обвиняют его, рейнца и антипруссака, говорившего с кёльнским акцентом, в нежелании воссоединяться с берлинцем Ульбрихтом и понять его саксонский выговор.

И та и другая оценки несколько поверхностны, хотя в них есть доля истины. Линию Аденауэра не понять без учета его философского понимания мировых процессов, глубинных причин раскола тогдашнего мира и Германии и тех выводов, которые он из этого раскола делал. Нет ни одного крупного выступления канцлера, в котором бы он не обозначил стремление к восстановлению единства страны. Однако даже в самых эмоциональных речах и пассажах, посвященных воссоединению, чувствовалась некоторая недосказанность, вынужденность говорить то, что от него ждут, но во что он, по крайней мере в тот момент, не очень верил.

Современный ему мир складывался в его понимании из борьбы двух различных мировоззрений: демократии, с ее христианскими принципами свободы человека, и тоталитаризма, основанного на материалистических постулатах и игнорирующего человека во имя интересов государства. Две идеологии вели глобальное соревнование, стремясь привлечь на свою сторону народы. Судьями становились сотни миллионов людей. Они выносили решение в пользу той системы, которая более успешно использовала свои силы в пользу мирной, обеспеченной и счастливой жизни.

Коммунистические лидеры делали ставку на разобщенность западного мира, на то, что в нем произойдет экономическая катастрофа, после которой путь для торжества мировой революции окажется открытым. По мнению Аденауэра, российская империя исторически была одержима экспансией: до 1917 года она стимулировалась панславизмом, а после — коммунизмом. В основе коммунизма лежало материалистическое мышление. Но без этических принципов оно бесплодно. Духовные ценности Аденауэр ставил выше экономических. Верил, что именно они в конечном счете определяют судьбы людей.

Предстояла борьба на годы, десятилетия. Аденауэр не сомневался, что Советский Союз потерпит крах в силу нарастания внутренних трудностей и укрепления западных позиций, что «холодная война» закончится миром, продиктованным Западом. Нужно лишь терпение. Человечество придет к спокойствию после победы христианских принципов: они дают больше шансов на счастье, чем коммунистические догмы. Так называемый «реальный социализм», овладевший значительной частью земного шара, исчерпает свои исторические ресурсы и зайдет в тупик, не решив экономических и социальных проблем и не удовлетворив духовные потребности общества. Мир преодолеет раскол. Для него откроется путь к прогрессивному развитию, имеющему единственную цель — благополучие человека.

Коммунистическая идеология — ложна, считал Аденауэр. Она — плод «этической испорченности», имеет способность овладевать народами бедными, доведенными до отчаяния. Самое страшное в коммунизме — установление диктаторского, атеистического господства, подавление свободы человека, превращение его в механическую деталь государственного механизма, лишение способности самостоятельного мышления. Коммунизм как идеологию следует преодолеть духовным оружием. Идеологическая борьба не может дать быстрого эффекта. Но вести ее необходимо энергично и постоянно.