Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев Страница 55

Сыщик медлить не стал. Гаврила Рыжий был известным московским вором, которого еще в декабре 1741 года включил в свой список «мошенников» Алексей Соловьев. Но особенно его стали искать с лета 1745 года, когда были пойманы и дали признательные показания члены группы преступников во главе с Яковом Зуевым, промышлявшие ночными кражами в домах мирно спящих московских обывателей. С этого времени Гаврила стал скрываться, и Каин не мог его нигде отыскать. И вот теперь такая удача! Взяв с собой команду солдат, Каин вместе с Марфой Артемьевой отправился за Покровские ворота. Здесь в торговой бане он «взял» и отвел в Сыскной приказ всю компанию — Гаврилу Рыжего и еще четырех человек, которые позже признались в разбоях.

Известный вор, видимо, был шокирован таким поворотом судьбы. Накануне на свой страх и риск он отправился для свидания с женой в Кадашевскую слободу на бывший Монетный двор, где с 1736 года располагалась суконная мануфактура Еремеева. Вот уже более полугода он находился в бегах, укрываясь в различных местах Москвы: сначала под Каменным мостом, потом в кирпичных сараях близ Донского монастыря, а с наступлением холодов — в разных торговых банях. Надо думать, вид у него был пугающий. На мануфактурном дворе он спросил свою жену, которой принес ей для продажи серебряный шпажный эфес (не надо долго думать, чтобы понять, что он был краденый).

Было ли это проявлением заботы вора о супруге, вот уже несколько месяцев жившей в одиночестве? Между делом заметим, что серебряный эфес стоил немало — никак не меньше двух рублей (именно за эту сумму продал его Гаврила Рыжий ветошникам за Покровскими воротами), каковую сумму простой «фабричный» не мог заработать даже за несколько месяцев тяжелого труда. Или же преступник просто побоялся идти в центр Москвы, на Красную площадь или в серебряный ряд, где эфес можно было продать по максимальной цене? Этого мы, к сожалению, не знаем.

Однако Гаврилу ждал очень холодный прием: жена эфес не взяла, а его самого выгнала вон. А потом Марфа Артемьева сделала шаг, который помог ей навсегда избавиться от супруга, — донесла на него «московскому сыщику» Ивану Каину. Вероятно, ей хотелось, чтобы муж не знал о ее предательстве. Но Иван Каин принудил ее отправиться вместе с ним и солдатами для указания преступника и места его укрывательства. В этот момент Гаврила Рыжий, только что продавший тот самый эфес, «грелся» в бане со своими приятелями. Вдруг нагрянул доноситель Иван Каин с солдатами и… Марфой. Здесь, в бане близ Елохова моста, между супругами состоялась еще одна, может быть, последняя встреча…

Гаврила Рыжий был настолько растерян и деморализован, что на допросе в Сыскном приказе стал давать редкие по откровенности признательные показания, поведав всю свою преступную биографию.

Много лет занимался он кражами вместе с уже известными нам Иваном Яковлевым, Савелием Плохим, Михайлой Тараканом, Алексеем Емелиным и прочими (перечисление случаев краж занимает несколько листов), пока летом 1745 года в Сыскной приказ не поступил оговор на него со стороны пойманных преступников во главе с Яковом Зуевым. С этого времени он был вынужден скрываться. Как видно, к зиме 1745/46 года Гаврила уже потерял связь с московскими ворами. Он прятался на окраине Москвы, в Немецкой слободе, где присоединился к группе разбойников, состоящей из беглых солдат и «матросов», вместе с которыми совершил несколько разбоев на «Троицкой дороге» (из Москвы в Троице-Сергиеву лавру). Там он и добыл упомянутый серебряный эфес [344].

Мы имеем возможность сравнить подробные автобиографические показания, данные Гаврилой Рыжим на допросе 19 февраля 1746 года, с его «сказками» о самом себе во время опросов «фабричных» в 1732 и 1739 годах [345]. Сопоставление всех этих документов позволяет обрисовать жизнь этого преступника.

Гаврила Никифоров сын по прозвищу Рыжий родился около 1717 года в семье посадского человека Малых Лужников Никифора Гаврилова сына. Отец умер, оставив молодую вдову с сыном, которому не исполнилось и трех лет. Может быть, при других обстоятельствах судьба Гаврилы сложилась бы иным образом. Как и многие посадские, он унаследовал бы торговое дело или ремесло своего отца, а может быть, и накопленный им капитал, стал бы достойным полноправным членом посадской общины, оставил бы после себя детей… После смерти кормильца сын с матерью оказались в тяжелом материальном положении и были вынуждены ходить по миру, чтобы как-то прокормиться. Так прошло детство Гаврилы, а в 1730 году, когда ему исполнилось 13 лет, «за неимуществом» (то есть по причине крайней нужды) мать привела его на Большой суконный двор и записала в ученики.

Смерть главы семьи при отсутствии поддержки со стороны родственников нередко становилась причиной падения социального статуса семьи даже состоятельных купцов [346]. В судебно-следственных материалах находится немало подтверждений того, что посадская община всячески стремилась избавиться от маломощных и обременительных членов, оставляя их без поддержки, сдавая в рекруты и т. п. Например, четырнадцатилетний Иван Михайлов сын Батыгин, пойманный ночью 28 декабря 1741 года в притоне слепого нищего Андрея Федулова в компании профессиональных воров, на допросе рассказал свою историю: «Отец ево, Садовой Большой слободы купец Михайло Ильин, и оной де отец ево в давних годех умре. И после смерти отца своего он, Иван, остался в малых летех и жил з братом своим Осипом Михайловым в разных местех, а пропитание имели [с того, что] делали женские серьги медные и железные на продажу. И оной ево брат тому назад года с три умре, и после смерти того брата ево он, Иван, содержался в Ратуше в подушных денгах года з два, и ходил он, Иван, по миру, кормился Христовым имянем. И из Ратуши свобожен, и после свободы он, Иван, жил по сему делу у приводного Андрея Федулова недель з десять, а пропитание ныне имеет наимывается… и онаго Андрея Федулова важивал по миру» [347]. Сам Федулов, содержатель воровского притона в Зарядье, как мы помним, когда-то был купцом Алексеевской слободы, но после того как потерял зрение, продал двор и стал нищенствовать [348].

В притоне Федулова ночью с 28 на 29 декабря 1741 года было схвачено шесть «мошенников», из которых пятеро были выходцы из посадских, осиротевшие в раннем детстве и оказавшиеся вне посадской общины. Так, двадцатилетний Михайла Васильев сын по кличке Голован был сыном купца Казенной слободы Василия Родионова. Рано оставшись без родителей, Михайла вырос у тетки, солдатской жены Марьи Никифоровой дочери, которая жила за Арбатскими воротами в приходе церкви Смоленской иконы Божьей Матери. Потом он «спознался» с мошенниками и стал жить в воровском притоне Андрея Федулова в Зарядье. Степан Гаврилов сын Жижин был посадским Алексеевской слободы, в десятилетнем возрасте стал безотцовщиной, жил у брата, торговал в Гостином дворе рыбой, но потом переехал на Таганку к «фабричному» Якову Степанову и сошелся с «мошенниками». Точно так же Максим Клест был посадским Гончарной слободы, но рано остался сиротой на попечении сестры, жившей «в надворничестве». В 13 лет он стал жить в Гончарах у табачника Ивана Андреева, который торговал краденым и укрывал «мошенников». Видимо, у него Клест и познакомился с преступниками [349].