Лермонтов. Мистический гений - Владимир Бондаренко Страница 56

«На севере диком…»

Эта глава о необычном, северном Лермонтове. Как правило, с Русским Севером связывают таких поэтов, как Николай Клюев, Гавриил Державин, родившихся в Вологде и Череповце Батюшкова и Северянина. И уж никак не южного, кавказского Лермонтова. К тому же о чухломских корнях Лермонтова многие вообще не догадываются. Даже в десятитомном собрании сочинений 2002 года умудрились шотландских предков Лермонтова послать вместо Галича Костромской губернии в украинскую Галицию. Но помимо Чухломы поэт еще с юности был одержим легендами о новгородской вольнице.

Проезжая из Москвы в Санкт-Петербург, каждый раз любовался и рекой Волхов, и древними руинами. Довелось ему и послужить рядом с Новгородом, узнать эти края поближе. И потому для него была так близка северная сосна, дремавшая в снегу на голой вершине, и пальма, растущая на кавказском горючем утесе. К тому же именно в этот лермонтовский период 30-х годов XIX века началось романтическое увлечение скандинавскими и финскими мифами и легендами.

Не прошел мимо финского увлечения и молодой Мишель Лермонтов. Вот так и возникла его чудная «Жена севера». Но вернемся сначала к его кратковременной новгородской службе, отмеченной им самим в поэзии разве что эпиграммой на белокурого немца Цейдлера. Все остальные так называемые северные стихи Михаила Лермонтова были написаны или раньше, в московско-петербургский период, или позже.

Высочайшим приказом от 11 октября 1837 года Михаил Лермонтов был переведен из места своей первой ссылки на Кавказ в лейб-гвардии Гродненский гусарский полк, стоявший под Новгородом. Как всегда добирался Михаил Юрьевич неспешно, с заездами в Пятигорск, Ставрополь, Елисаветград, вероятно, в Тамбов, в родную Москву и в Петербург. По сути, он и в первой ссылке на Кавказе как следует не успел побывать, всё восхищался его природой… То же случилось и со службой в Господине Великом Новгороде. По-настоящему и не отслужил, добилась перевода в стольный Петербург обожавшая его бабушка Елизавета Алексеевна. В Петербурге, куда он приехал по пути в Новгород, он уже был принят в литературном обществе, многие пожелали у себя на балах увидеть новую знаменитость. Великий Жуковский пригласил его к себе с новыми стихами, подарил ему экземпляр своей «Ундины» с автографом, был в восторге от «Тамбовской казначейши». Но к литературным кружкам поэт так и не приблизился, былой светской компании не стало, ближайший друг Святослав Раевский еще пребывал в ссылке в Петрозаводске. Вот и заехать бы к нему в Петрозаводск Михаилу Лермонтову, ведь приглашал друг, как бы проездом в Новгород, жаль, поленился. В Петербурге поэт чувствовал себя предельно одиноким. Разве что писал стихи, трудился над очередной редакцией «Демона».

Не рвался он и к месту службы в Новгород. Он пишет в одном письме своему дядюшке Павлу Петровичу: «Петербург, 1 февраля 1838 г. Любезный дядюшка Павел Иванович. Наконец, приехав в Петербург, после долгих странствований и многих плясок в Москве, я благословил, во-первых всемогущего Аллаха, разостлал ковер отдохновения, закурил чубук удовольствия и взял в руки перо благодарности и приятных воспоминаний. Бабушка выздоровела от моего приезда и надеется, что со временем меня опять переведут в лейб-гусары; и теперь я еще здесь обмундировываюсь; но мне скоро грозит приятное путешествие в великий Новгород, ужасный Новгород…»

Вот в таком одиноком и пасмурном настроении прибыл поэт в давно уже его манящий «великий и ужасный» Господин Великий Новгород. Как всегда в жизни Лермонтова, с пребыванием его в Новгороде связана тоже некая двойственность. С одной стороны, с юных лет, с первых стихов для него, Великий Новгород был краем русской вольницы, свободной республикой, где жили его бунтующие герои. Где славянский богатырь Вадим восставал против варяга Рурика. Ему было интересно осмотреть все места, связанные с давней новгородской вольницей. С другой стороны, он ехал служить в этот город в проклятый период аракчеевских поселений, как он сам писал, в «ужасный город».

Его сослуживец А. И. Арнольди писал: «Дух Аракчеева, года за два-три перед тем скончавшегося, царил всецело над его созданием и порядок, заведенный при нем, всё еще сохранялся. Могу смело сказать, что для пользы службы лучшего места для стоянки полка и сыскать было трудно и оттого, как мне кажется, служба во всех своих проявлениях нигде так исправно не шла, как в нашем полку, да и вообще в тех полках нашей дивизии, которые были расположены, подобно нам, в таких же казармах, тянувшихся по Волхову до Новгорода».

Как строевой офицер, Арнольди был прав, служакам там жилось привольно, выполняй только все приказы. Но для вольного поэта эта справная аракчеевская службистиха казалась адом. Вот когда он не раз проклял свою учебу в Школе юнкеров. Поэту не место в военной казарме. Спасали его лишь сама поэзия да история вольного Новгорода.

Согласно словарю иностранных слов, составленному в 1891 году, «лейб-гвардия — войско, охраняющее особу императора». Одна из этих элитных частей — созданный в 1824 году по указу Александра I лейб-гвардии Гродненский гусарский полк дислоцировался в Варшаве или в Новгородской губернии. Из двадцати девяти полков российской гвардии было только четыре носивших имя городов: Московский, Санкт-Петербургский, Кексгольмский пехотные полки и Гродненский гусарский. Какое отношение полк имел к городу Гродно — неизвестно и военным историкам. Просуществовал полк до марта 1918 года, когда был расформирован по приказу Московского областного комиссариата по военным делам за № 236.

В полку служили отборные солдаты и «цвет» дворянской молодежи Российской империи. Многие из них вошли в историю как военные, писатели, политики, деятели искусства. Самым известным гродненским гусаром остался навсегда Михаил Юрьевич Лермонтов.

Лейб-гвардии Гродненский гусарский полк в то время дислоцировался в 145 верстах от столицы империи в местечке Селищи в знаменитых селищинских казармах. Сам Лермонтов прослужил в полку не так много, полтора месяца. О пребывании в гродненских гусарах великого русского поэта упоминается в мемуарах его сослуживцев А. И. Арнольди, М. И. Цейдлера, а также в переписке поэта и его современников. Прочитаем не спеша, в очередности, эти письма.

Из письма М. Ю. Лермонтова С. А. Раевскому: «Наконец, меня перевели обратно в гвардию, но только в Гродненский гусарский полк, и если б не бабушка, то, по совести сказать, я бы охотно остался здесь, потому что вряд ли поселение веселее Грузии». Под поселением поэт имел в виду военный городок в Селищах Новгородской губернии, где дислоцировался полк и куда он так не хотел ехать.

«…Надобно сказать, что Гродненский полк, да и вообще 2-я кавалерийская дивизия в прошедшее царствование Николая, вероятно, по месту нашей стоянки, вдали от столицы и всех ее прелестей, считалась как бы местом ссылки или какого-то чистилища, так что Лермонтов — не единственное лицо из гвардейских шалунов, офицеров, прощенных за разные проступки и возвращаемых в гвардию, из перебывавших у нас в полку…» (из мемуаров А. И. Арнольди).