Детство Понтия Пилата. Трудный вторник - Юрий Вяземский Страница 58

Представь себе, Луций: прекрасная и поразительная слаженность движений, когда тридцать всадников и тридцать легковоооржуенных слились воедино и действуют словно греческий балет, словно саллии на празднике, точно под музыку! Представь себе: каждое движение преисполнено грации, лица освещены вдохновением, глаза горят долгожданной радостью!

Топот и звон оружия заглушают крики и стоны. Кровь льется рекой, но я ее не замечаю…

Ты можешь не верить мне, Луций, но я в этот момент не испытывал ни страха за себя, ни отвращения к смертоубийству.

(4) И лишь когда священнодействие завершилось и оборвался спектакль – то есть когда считанным варварам удалось вырваться из окружения и, бросив на произвол судьбы своих пехотинцев, ринуться наутек; когда три наши декурии вновь выстроились в линию; когда конюхи, нас охранявшие, побежали к поверженным бруктерам, с убитых снимали доспехи, а раненых вязали и тащили к обозу; когда я увидел отрубленные головы, отсеченные руки и ноги, окровавленные и обезображенные тела, – тогда у меня, наконец, помутилось в глаза, к горлу подступило…

Но не будем о печальном и естественном для двенадцатилетнего мальчика…

(5) Лучше скажу о том, что из ста двадцати бруктеров лишь десяти всадникам и примерно пятнадцати бегунам удалось вырваться и спастись бегством. У наших же только три солдата были ранены, и ни один не погиб.

Пленных отец передал Минуцию Магию. А также велел отнести ему трофейное оружие и доспехи.

«Себе ничего не оставишь?» – удивился обозный трибун.

Но Мрак Пилат брезгливо поморщился и ничего не ответил. А на добычу и на пленных тут же радостно накинулись обозные служители.

XV. Справа от нас, как ты помнишь, были конные убии. Сражались они беспорядочно и уродливо, и, когда удавалось взглянуть на них, мне казалось, что они вот-вот попадают со своих коротконогих лошадок. Но они не только не падали, но, как потом оказалось, довольно успешно рубили нападавших германцев.

(2) Скоро, однако, с их стороны появились херуски Арминия. И бруктеры ринулись в рассыпную. А конники Арминия преградили убиям дорогу, так что последние не могли преследовать бегущих.

(3) Потом одна за другой с севера стали подходить когорты Семнадцатого легиона, и вместе мы двинулись на юго-запад – туда, где, по сведениям Арминия, уже находились Восемнадцатый и Девятнадцатый легионы, вернее, их остатки.

(4) Общее положение было крайне печальным. Хотя Друзов Великолепный почти не понес потерь, от Восемнадцатого легиона осталось пять когорт, а от Девятнадцатого – от силы три боеспособных. Легат Девятнадцатого, Тогоний Галл, как я уже доложил, погиб в бою. Треверские всадники бежали. Не только нас, но и весь обоз покинули вспомогательные сугамбры.

Противник прекратил нападение, но, по данным разведчиков Арминия, расположил свои полчища таким образом, что отрезал нам выход на дорогу с юга, с востока и с севера.

Не было уже ни малейшего сомнения, что восстали и с нами сражаются не только бруктеры и марсы, но также намного более многочисленные и опытные хатты.

(5) Вар велел строить лагерь и объявил о созыве военного совета. И тут к нему явились три главных центуриона из Первой, Второй и Третьей когорт Семнадцатого легиона, которые потребовали, чтобы их тоже пригласили на совет.

Рассказывают, что Публий Квинтилий Вар в ответ на это требование устало кивнул головой и задумчиво проговорил: «Хорошо. Приходите… Сами захотели».

XVI. Об этом совете пишет каждый историк. И у каждого – свои собственные неточности и то ли пропуски, то ли нарочитые умолчания о том, как было на самом деле.

Пишут, например, что это был пир.

Нет, изначально Публий Квинтилий Вар пригласил именно на военный совет двух оставшихся в живых легатов, а также Арминия, Ингвиомера, Сегеста и Сезитака. Но когда они явились, палатка главнокомандующего еще не была должным образом приготовлена. И Арминий пригласил всех в свой шатер. А там, действительно, были устланы ложа и накрыты столы.

И Вар обиженно спросил:

«Что? Предлагаешь отпраздновать еще одно поражение?»

«Нет, мужество доблестных воинов предлагаю прославить, – радостно откликнулся Арминий и добавил: – И великим и справедливым римским богам предлагаю совершить возлияние во имя непременных грядущих побед!»

Вар не стал возражать.

Взойдя на ложа, они цельным вином совершили возлияния Юпитеру, Роме и Марсу. При этом имена богов произносили только римляне; германцы же молча пригубили и выплеснули вино.

(2) О центурионах, напросившихся на совет, никто из историков не упоминает.

А ведь они стояли рядом с возлежавшими, потому что лож для них не оказалось в шатре Арминия.

И Вар, обратившись к первому примипилу, грустно спросил:

«С чем пожаловали?».

Главный центурион Семнадцатого Великолепного смело выступил вперед и произнес примерно следующее:

«Главнокомандующий, да хранят тебя гений императора и бессмертные отеческие боги! Твои легаты не могут руководить войсками. Два легиона, как мы знаем, уже почти разгромлены. И если бы мы послушались твоего сына, Секста Вара, Семнадцатый легион тоже был бы сейчас в тяжелом положении. Поэтому просим и требуем: поставь во главе нашего легиона опытного командира. Или объясни, чего ты от нас ожидаешь, а мы, повинуясь тебе, опираясь на собственные знания и тридцатилетний опыт, сами будем руководить движением, построениями и боевыми действиями».

Вар выслушал, не глядя на центуриона, а грустно разглядывая лица возлежавших против него германцев. А после вызвал начальника охраны и почти шепотом не то чтобы отдал приказ, а словно попросил об одолжении:

«Этому, который стоит впереди и который во время боя не подчинился приказу легата, отруби, пожалуйста, голову. Двух остальных высеки и возьми под стражу. Объяви в войсках, показав отрубленную голову, что за всякое неподчинение приказам и за малейшую дерзость в отношении к легатам и трибунам я буду теперь примерно наказывать».

Центурионов увели, а члены совета стали утолять голод и жажду.

Вар пил только воду. Арминий, Ингвиомер и Сезитак пили германское пиво. Легаты выпили немного вина.

Три чаши разбавленного вина выпил Сегест, тесть Арминия.

(3) Историки утверждают, что на пире-совете долго и убедительно говорил Арминий и коротко и сбивчиво – Сегест.

На самом деле, как мне удалось выяснить, было как раз наоборот.

Арминий заявил, что надо идти по ущелью на запад.

«А что, к дороге уже не пробьемся?» – капризно спросил полководец.

Не отвечая на его вопрос, Арминий повторил, что, по его мнению, надо идти на запад, к истокам Эмса-Амизии. А там, по обстановке, принять решение и либо свернуть к Ализону и к Лупии, либо по берегам Амизии возвращаться в Кельтику.