Защищая Родину. Летчицы Великой Отечественной - Любовь Виноградова Страница 61

Вскоре в полку Бершанской произошел еще один инцидент, на этот раз комичный, с участием Вершинина и нижнего белья летчиц: как-то раз командующий армией появился в полку неожиданно, когда девушки, постирав белье в арыке, сушили его на расчалках — механических тягах — самолетов. «Подумать только: нижнее белье — на боевые машины!» — возмущался Вершинин.

Нижнее белье нового образца Аня Егорова получала уже не в отряде связи. Свой последний вылет в 4-й воздушной армии, и последний боевой вылет на У–2, она совершила как раз в те дни, когда немцы прорвались к Нальчику. Ане дали задание лететь в район маленького осетинского городка Алагир, по дороге она нарвалась на «мессеров». На безоружном У–2 защититься от «мессершмитта» можно, только снизившись до высоты бреющего полета. Пытаясь спрятаться от атаковавших истребителей, Аня полетела низко-низко, маневрируя между кронами деревьев. Один немецкий истребитель оставил ее в покое, но второй, видимо, решил с ней разделаться. «Мессер» бил неприцельно, но страшно, «длинными злыми очередями». «Когда же наконец отвяжется?» — лихорадочно думала Аня. Неожиданно — сильный удар и треск. Еще удар. Машина правым крылом врезалась в дерево и рухнула на землю. [326]

Очнувшись, Аня сначала не поняла, где она. Болели ноги, руки, сдавило грудь, было трудно дышать. Потихоньку пошевелилась; переломов вроде бы нет. Вспомнила о своем самолете: где же он? Аня посмотрела кругом и увидела его остов. Еще какие-то куски валялись на земле и висели на кустах. Словом, самолета не было. «Что же делать, что же делать?» — твердила она, ковыляя в сторону аэродрома. И неожиданно поняла, что вот он, ее шанс перейти в боевую авиацию, переучиться на машину своей мечты! Раньше на все ее заявления командир отвечал отрицательно. Посмотрим, что он скажет теперь.

После того как в Красной армии вступили в силу соответствующие приказы, провинившиеся в чем-либо военнослужащие любого ранга рисковали оказаться рядовыми в штрафной роте. Штрафники были фактически смертниками: пехоту в принципе не берегли, а уж штрафников бросали на самые опасные и безнадежные участки, даже расчищали минные поля с их участием. Летчиков, однако, в штрафные роты отправлять не спешили, и Аня это прекрасно знала. Чтобы отправить боевого летчика в штрафную роту, провинность должна была быть чрезвычайно серьезной. Сейчас часто пишут о так называемых «штрафных эскадрильях», в которые якобы отправляли провинившихся летчиков, но такие эскадрильи практиковали очень короткое время, они не прижились: боевые летчики и без всякой штрафной эскадрильи постоянно рисковали жизнью. Летчика за провинность, как правило, понижали в звании и оставляли отбывать наказание в летной части. Летчиков из тыловых частей и ПВО, вероятно, отправили бы отбывать наказание на фронт. На такое развитие событий и рассчитывала Егорова. Еще не зная, хватит ли у нее сил дойти до своих, она уже продумывала свой план.

Аня вернулась в эскадрилью только на второй день к вечеру. Явившись к командиру, она отчеканила скороговоркой: «Я разбила самолет и готова отвечать за это по законам военного времени». Теперь, как ей казалось, командир должен отдать ее под суд, и отбывать наказание ее отправят в боевую летную часть. Но майор Булкин сразу понял, к чему она клонит. Сердито посмотрев на Аню, он начал кричать:

— В штрафную роту захотела? Вот там узнаете, почем фунт лиха! Видите ли, они стали хулиганить… хотят все удрать в боевую авиацию!

Да, Егорова была не первой, кому в голову пришло это остроумное решение. Неожиданно за Аню вступился заместитель командира эскадрильи. «Пусть переучивается, — сказал он. — Ведь на Егорову уже пять запросов было откомандировать ее в женский полк…» Аня слышала о женских авиаполках (и в них не стремилась), а вот о запросах — впервые. Как бы то ни было, благодаря этому запросу она сможет наконец-то переучиться на боевой самолет.

Все получилось. Вместе с товарищем из полка Аня поехала в учебный полк, в Азербайджан. Сказали, что там можно будет переучиться даже на Ил–2, самолет Аниной мечты! О чем мог мечтать летчик, среди бела дня подставлявший себя под немецкий огонь на беззащитной птахе У–2? О чем он мог грезить после страха и унижения, которых натерпелся от «мессершмиттов»? Для многих пилотов У–2 наступал момент, когда они могли думать только о том, как бы оказаться в небе на боевой машине, которая сможет и защищаться, и нападать сама. А уж мечтать о таком самолете, как «горбатый», или «летающий танк» — прозвища Ил–2 в советских ВВС, — мало кто осмеливался. Этот самолет казался идеальным орудием мести.

Что такое штурмовка? Самолет-штурмовик летит на низкой высоте — «бреющем полете», расстреливая из пушек и пулеметов наземные цели: автомобили, батареи, живую силу противника. Его защищает броня, и огонь с земли, кажется, не очень-то ему страшен. Работая на небольшой высоте, летчик может собственными глазами видеть результат своей работы: разбитый транспорт, разрушения, трупы. Легко ли убивать? Пилот штурмовика вспоминал, что в начале войны он убивать был не готов. Но появился лозунг, по его мнению, совершенно правильный для того времени: «Чтобы победить, надо научиться ненавидеть». Пропаганда работала, рассказывая о зверствах немцев над пленными и на оккупированных территориях, газеты публиковали на передних полосах фотографии, от которых дыбом поднимались волосы. Один из главных советских пропагандистов Илья Эренбург писал в статье от 24 июля 1942 года: «Мы поняли: немцы не люди. Отныне слово “немец” для нас самое страшное проклятье. Отныне слово “немец” заряжает ружье. Не будем говорить… Будем убивать». [327]Копилась ненависть, в немцах перестали видеть людей. К сорок второму году советские солдаты были морально готовы убивать врагов.

Советский штурмовик, только появившись, сразу стал объектом страха и ненависти у немецких солдат: его прозвали «Летающей смертью» (Fliegende Tod), «мясорубкой» (Fleischwolf) и, за неуклюжесть, «Железным Густавом» (Eisener Gustav). В Красной армии любили говорить, что немцы зовут этот самолет «Schwarze Tod» — «чума», однако, скорее всего, это название изобрела советская пропаганда: в немецких источниках оно не встречается. Несомненно, что появление в воздухе большого количества этих самолетов, так же как и очень удачных советских танков Т–34 и катюш — реактивных минометов — положило конец представлениям немецких военных о техническом превосходстве немецкой армии и подорвало их веру в победу. В письмах немецких солдат упоминания Ил–2 почти всегда окружены трагическим контекстом.

Вот что писал родителям авиационный техник Вальтер Михель (Walter Michel) 4 декабря 1942 года после того, как его аэродром подвергся штурмовке Ил–2: «Сегодня нас атаковали и самолеты, это произошло в 10:15. Мы работали с машинами. Одновременно появились шесть самолетов на бреющем полете… Они сбросили бомбы на аэродром, и мы были обстреляны из бортового оружия. В первый момент мы были ошеломлены и не знали, что случилось. Но когда мы наконец укрылись от первой атаки в окопах, мы плакали, что раньше никогда с нами не случалось». [328]