Августейший мастер выживания. Жизнь Карла II - Стивен Кут Страница 61

Сам король вел себя с образцовым хладнокровием и решительностью. Он распорядился доставить себя на королевском баркасе из Уайтхолла в Квинхит, чтобы лично оценить масштабы катастрофы. Убедившись, что, кроме него, с ситуацией справиться некому, Карл с риском для жизни принялся убеждать людей сносить дома. При Тайном Совете был сформирован специальный комитет во главе с герцогом Йоркским. Комитет распорядился установить пожарные посты и выплатить пособия тем, кто будет на них дежурить. Карл послал отряд личной гвардии на помощь спасателям, разбирающим завалы на Флит-стрит, где сгорели деревянные верфи. Из соседних графств были вызваны на борьбу с неутихающим пожаром специально подготовленные отряды. Меж тем из огненного ада валили толпы обезумевших от ужаса людей, захватывая с собой все, что можно унести в руках. Многие устремлялись на открытые места, в район Мерфилдз и Спайталфилдз, где был разбит палаточный городок и десятки тысяч измученных людей валялись на земле, «как стадо животных». Им выдавали галеты, и, как выяснилось, совершенно несъедобные.

Огонь бушевал по-прежнему. Полыхала Чип-стрит. От огромных конюшен осталась лишь куча золы. Пламя поглотило церковь Св. Марии, расплавившиеся колокола рухнули на землю. Воздух раскалился настолько, что случались вещи ужасные и совершенно непредвиденные. По городу катились гигантские огненные шары, сея повсюду разор, поглощая воздух, создавая вакуум столь значительный, что рушились, словно под напором неведомой силы, шпили и древние стены. Казалось, наступил Судный день и на землю обрушился гнев Божий — в наказание, как кое-кто повторял, за грехи двора. Что может сделать в такой ситуации человек? Но король продолжал показывать пример мужества. С лицом, почерневшим от сажи, в одежде, пропитавшейся потом и влагой, он разъезжал по столице, превратившейся в руины. С плеча у него свисала сумка с сотней гиней, которыми он поощрял не сдающихся в борьбе с всесильным противником. При необходимости Карл соскакивал с лошади и вставал, по словам одного свидетеля, «как простой рабочий» в цепочку, по которой передавались ведра с водой. Велено было молиться и соблюдать пост, но никакие призывы к небесам не могли остановить огонь, добравшийся до собора Св. Павла и набросившийся с новой яростью на балки и перекрытия. Через некоторые время крыша рухнула, и расплавленный свинец хлынул в сторону Лайдгейт-Хилл.

6 сентября пожар наконец обессилел, и пришла пора подсчитывать потери. Занялись этим два специально назначенных инспектора, и отчет они представили ужасающий. Лишь 67 акров из 450, на которых располагался Лондон, остались нетронутыми огнем. Сгорело более 13 тысяч домов, от 89 церквей остались лишь груды камней, от 44 конюшен со всей их роскошью — зола. Рухнули 4 моста. Более 100 тысяч горожан ожидала голодная и бездомная зима. Один из крупнейших средневековых городов Европы лежал в руинах, и, чтобы отстроить его заново, требовалось не менее 10 миллионов фунтов стерлингов.

Ключевую роль в этой работе играл Карл. У него уже появился интерес к строительству. Его попытки перестроить дворец в Уайтхолле некогда не удались из-за недостатка денег; теперь же он решил возвести новый дворец в Гринвиче, и разрушения, вызванные Большим пожаром, пробудили в нем градостроителя. Карл сформировал при Тайном Совете группу, которой было поручено заняться этим делом. Отцам города король строго наказал позаботиться, чтобы новый Лондон выглядел свежо и красиво. Самым тщательным образом изучал он все предложения по расширению и выпрямлению старых улиц, нередко выдвигал собственные идеи и прежде всего настаивал на том, чтобы при строительстве взамен огнеопасного дерева использовали камень. Амбициозный проект перепланировать город, логически организовав его вокруг прямых, пересекающихся проспектов-артерий, не удался, однако в лице сэра Кристофера Рена Карл нашел гения архитектуры. Быть может, его вклад в строительство нового города порой и преувеличивается, но факт остается фактом: именно ему Сити обязан большинством своих красивых приходских церквей и шедевром барокко — новым собором Св. Павла. Это массивное сооружение, весь вид которого вполне отвечает торжественности церемоний, проходящих здесь, а шпиль представляет одно из высших достижений европейской архитектуры, остается самым внушительным, а может, и пробуждающим самую большую любовь свидетельством художественного расцвета эпохи Реставрации.

Процесс перестройки Лондона протекал мучительно медленно, хотя и бытует горделивая легенда, будто «на то, что считалось работой на века, понадобилось каких-то три года». Тем временем долгие лишения лишь углубляли недовольство и подозрительность людей, для которых пожар послужил импульсом. Несчастные лондонцы никак не могли понять, за что на них обрушились такие беды, хотя Карл и попытался с самого начала рассеять всяческие слухи. 6 сентября 1666 года он при огромном скоплении народа заявил, что пожар — это никакой не заговор, это воля Божья. Но многие не удовлетворились таким объяснением. Люди искали случившемуся нравственное оправдание, и в результате в стране опасно обострились религиозные противоречия. Квакеры были убеждены, что пожар — это справедливое наказание городу, который столь откровенно их преследует. Другие подозревали, что это результат деятельности экстремистских сект. Однако в общем-то большая часть всех этих подозрений, ни на чем, впрочем, не основанных, относилась к старому традиционному противнику: Большой пожар — это не иначе как работа католиков, стремящихся подорвать покой и преуспеяние добродетельного протестантского народа. Яд фанатизма, порожденный страхом, с новой силой отравлял организм страны, и вскоре антипапизму предстояло стать одной из самых опасных национальных фобий.

Между тем по другую сторону Северного моря, у голландцев, возникло свое объяснение причин Большого пожара: это будто бы Божья месть англичанам за то, что они сожгли их флот. В одном памфлете злорадно говорилось, что «горделивый и высокомерный» Лондон недолго праздновал свой триумф, ибо Всемогущий «простер Свою длань и превратил в пыль здания, прекрасные дворцы и богатые лавки». А теперь, с точки зрения голландцев, работу Бога могли бы завершить люди. Они послали тайного агента разведать подходы к английскому побережью, и в особенности к Чатему, где находился крупнейший док; летом 1667 года стало ясно, что ситуация для нападения сложилась самая благоприятная. Постоянные финансовые затруднения заставляли англичан держать суда на якоре. Средства, выделенные парламентом на снабжение флота, приходилось тратить на покрытие его же гигантского долга, и денег на то, чтобы рассчитываться с подрядчиками и поставщиками, а также на боеподготовку просто не оставалось. Даже средства, предназначенные для ремонта, растаяли, и докеры, которым давно уже не платили зарплаты, бросили инструменты и разошлись кто куда. А наличные, из тех что оставались, власти тратили на сравнительно ненадежные средства обороны вроде огромной цепи, протянутой через весь приток Темзы Меуэй. Правда, позади нее располагались артиллерийские батареи.

Голландцы были готовы к тому, чтобы осуществить давно лелеемую мечту о глубоком вторжении в английские воды. По сообщениям шпионов они составили точную карту течений в Меуэе и приурочили отплытие к весеннему паводку. Едва подняв паруса, голландский флот разделился надвое: большая его часть отправилась в устье Темзы, а отряд из 17 боевых судов в сопровождении 24 кораблей — в Меуэй. Среди англичан немедленно началась паника. Ни Грейвсенд, ни Тилбери не обладали достаточными средствами обороны. А в самом Чатеме, как обнаружил Орбер-марл, ни корабли, ни береговая артиллерия не были готовы к отражению атаки противника. Важнее всего, как он считал, было сохранить большую цепь, но и тут вновь сказались недостаточный уровень подготовки и низкий боевой дух. Все же Орбермарлу ценой огромных усилий удалось потопить несколько вспомогательных судов противника по обе стороны последней линии обороны, затруднив тем самым доступ в глубь реки, но вскоре выяснилось, что батареи, прикрывающие цепь, обслуживают любители и, хуже того, кто-то украл орудийные чехлы из дуба, а фанера, поставленная на их место, оказалась настолько тонкой, что при каждом выстреле орудийные колеса зарывались в грязь. Таким образом, базирующаяся в Чатеме большая часть английского флота с его явным недостатком в людях была практически беззащитна. Ко всему этому добавился еще и бунт. Матросы и докеры с прохудившимися карманами, утратившие всякий боевой дух, пассивно наблюдали, как в устье реки входят голландские корабли. Команда «Юнити», фрегата, прикрывающего цепь, дезертировала, а после первых же выстрелов с голландской стороны прекратили сопротивление и другие суда, включая «Ройал Чарлз». Новые залпы отправили на дно «Ройал Оук», «Ройал Лондон» и «Ройал Джеймс». Артиллерия Орбер-марла отстреливалась вяло и беспорядочно, торжествующие голландцы творили что угодно и отошли, лишь выпустив последние ядра и используя всего лишь «спасательную шлюпку с шестью гребцами» для того, чтобы отбуксировать главный свой приз — флагман английского флота «Ройал Чарлз». Знаменуя национальный позор, в небо поднялась густая струя дыма. По словам Джона Ивлина, «такого кошмара англичане еще не переживали… такое бесчестье не смоешь ничем и никогда».