Повседневная жизнь воровского мира Москвы во времена Ваньки Каина - Евгений Акельев Страница 62

Одной из таких сбытчиц краденого была Анна Герасимова. Почему из десятков, а может быть, и сотен московских торговок именно она попала в центр нашего внимания? Дело в том, что о ней нам известно немного больше, чем о множестве других ее «коллег» по мелочной торговле, большинство которых безвозвратно кануло во тьму забвения. Но Анна, дважды (в 1741–1742 и в 1746 годах) побывавшая в Сыскном приказе, оба раза дала подробные показания о своей жизни.

Она родилась в начале XVIII века в Переславле-Залесском в семье посадского человека Герасима Никитина. Может быть, ее судьба сложилась бы более благополучно, если бы отец скопил небольшой капитал и выдал дочь замуж с хорошим приданым за какого-нибудь купца или местного чиновника, но родитель рано умер. Как мы знаем, смерть кормильца нередко приводила к упадку или разорению даже состоятельные купеческие семьи, не говоря уже о «маломочных» посадских тяглецах. Это нередко прослеживается и по документам Сыскного приказа. Например, пойманная по «указыванию» Каина сорокалетняя торговка краденым Марфа Семенова, вдова купца Хамовной слободы Ивана Васильева сына Крылова, выдала дочь замуж за «фабричного», а сама сначала кормилась тем, что «мывала разного чина на людей платье», а потом стала торговать на Красной площади яблоками, время от времени не гнушаясь покупки у «мошенников» и перепродажи краденого [388].

Неудивительно, что молодая вдова Василиса Яковлева и ее малолетняя дочь Анна оказались в бедственном положении. Когда дочь повзрослела, Василиса выдала ее замуж за гренадера Орловского пехотного полка Савелия Иванова. Так Анна Герасимова пополнила с каждым годом увеличивавшуюся социальную категорию солдатских жен — пожалуй, самых несчастных женщин в Российской империи.

Как известно, с петровского времени российская армия комплектовалась на основе рекрутской повинности. Ежегодно (а иногда и дважды в год) все крестьянские и посадские общины должны были выбирать из своих членов рекрутов, которых отправляли на пожизненную службу. С разрешения полкового начальства служивые могли обзаводиться семьями. Их женами часто становились солдатские дочери, а также девушки из обедневших семей посадских, мелких чиновников, ямщиков.

Судьбе солдатских жен не позавидуешь: их жизнь была хуже, чем у вдов, поскольку те могли выйти замуж вторично [389]. Некоторые солдатки жили при полках, разделяя с мужьями все тяготы армейского быта. Однако это не всегда было возможно, поэтому часто супруги многие годы пребывали вдалеке друг от друга, встречаясь только во время редких и коротких побывок. Но если служивые находились на государственном содержании (впрочем, довольно скудном), то их вторые половины оказывались, по сути дела, предоставленными самим себе. После замужества эти женщины освобождались от всяческих обязательств перед крестьянской или городской общиной, но при этом лишались какой бы то ни было поддержки земляков [390].

Многие такие «соломенные вдовы» в поисках возможности прокормить себя отправлялись в Москву. Здесь они нанимались в услужение, записывались на мануфактуры, занимались рукоделием, пекли на продажу пироги и калачи, по найму стирали белье, вели мелочную торговлю, в том числе ворованными вещами.

Иван Каин изловил и доставил в Сыскной приказ немало торговок краденым. Например, 29 декабря 1741 года на Красной площади им была схвачена 27-летняя Матрена Иванова дочь. Про своего мужа Матрена рассказала, что он являлся солдатом Лефортовского полка, но вот уже восемь лет назад его отправили в службу, а куда именно, Матрена не знала, как не знала и того, жив ли еще ее муж. После отъезда супруга Матрена проживала в Лефортовской слободе у своей тетки, солдатской вдовы Авдотьи Ивановой, зарабатывая на хлеб тем, что «мотала шелк» на разных мануфактурах, а затем стала «торговать ветошьем» на Красной площади, время от времени покупая у «мошенников» и сбывая краденые платки. Вместе с ней на Красной площади была поймана семидесятилетняя Алена Степанова. Ее муж был «тому назад лет з двадцать… в службе убит», а она «жила по разным местам». В момент задержания ее пристанищем был угол в одном из строений возле церкви Николая Чудотворца у Москворецких ворот (как мы помним, там жило немало «мошенников»). Кормилась солдатская вдова за счет мелочной торговли, в том числе крадеными платками. По соседству, на той же церковной земле, проживала 36-летняя Варвара Нестерова, жена солдата Черниговского полка Агея Петрова, которую арестовали ночью 28 декабря 1741 года. Муж Варвары находился в службе в Санкт-Петербурге, и она зарабатывала на жизнь торговлей «разными платками» на Красной площади. На допросе солдатка призналась, что «в разные времена покупывала платки бумажные и шелковые у машенников… заведомо, что краденые» [391].

Перечень солдатских жен и вдов, занимавшихся мелочной торговлей на Красной площади и в прочих местах, а параллельно покупавших у воров и перепродававших краденые вещи, можно продолжить. Многие из этих несчастных женщин не видели мужей по многу лет и часто даже не знали, живы ли они (только с 60-х годов XVIII века полковые командиры были обязаны направлять уведомления о смерти солдат их семьям). Они не могли повторно законно выйти замуж, ведь для этого нужно было иметь на руках документ от военного ведомства, подтверждающий смерть мужа [392]. В этом смысле судьба Анны Герасимовой представляет собой интересный казус: будучи солдатской вдовой, она еще дважды сходила под венец.

На допросе в 1746 году Анна рассказала, что после смерти первого мужа, гренадера Орловского пехотного полка Савелия Иванова, она вступила в брак с заплечным мастером Сыскного приказа Иваном Ивановым сыном Балашевым. Видимо, такое замужество ставило ее в глазах окружающих в очень невыгодное положение; возможно, этот брак свидетельствует о маргинальном положении самой героини этого очерка.

Как известно, заплечный мастер в XVIII веке не только осуществлял публичные казни и телесные наказания, но также производил пытки в застенке. На эту крайне непочетную должность по закону можно было определять посадских и прочих вольных людей. Но охотников становиться заплечным мастером всегда было мало, так как исполнение этих обязанностей накладывало неизгладимый отпечаток на всю жизнь. Поэтому шли на эту работу чаще всего люди, которым уже нечего было терять в глазах окружающих [393]. Нередко заплечные мастера находились в положении отверженных и оказывались связаны с профессиональными преступниками (так, Иван Каин до своего явления с повинной жил у заплечного мастера Алексея Иванова сына Крючка, там же укрывались и другие воры [394]).