Вопросительные знаки в "Царском деле" - Юрий Жук Страница 63

Всё тот же невозвращенец Г. З. Беседовский вспоминал:

«Основным недостатком Войкова была его повышенная чувствительность к дамскому полу. Трудно предположить, чтоб это была нормальная черта. Скорей всего, это было несомненное извращение полового чувства. Войков не стеснялся запираться в своем кабинете во время занятий с нравившимися ему сотрудницами посольства. Вскоре он не ограничился похождениями в стенах посольства и “вышел на улицу”. Однажды один из высших чиновников министерства иностранных дел в очень деликатной, но весьма настойчивой форме заявил мне, что Войков шатается по ночам по глухим улицам Пражского предместья и часто занимает скамейки парка с какими-то дамами. Чиновник прибавил, что министерство не имеет намерения “вторгаться в личную жизнь господина посланника”, но желает нас предупредить, что в этих глухих улицах часто подкалывают и увечат прохожих и что поэтому жизни Войкова грозит опасность. Аналогичное заявление о Войкове было сделано и первому секретарю посольства Аркадьеву. Пришлось нам иметь на эту тему с Войковым очень неприятный разговор, который закончился тем, что Войков перестал разгуливать по ночам в парке, но снял себе комнату в одном из варшавских отелей. Вскоре пришлось иметь с Войковым новый разговор, на аналогичную тему. Заместитель Сосновского, отозванный в Москву, новый эмиссар Коминтерна, Иван Гончаров, носивший скромное звание делопроизводителя консульского отдела, принес жалобу на Войкова также по “дамской” линии. Оказывается, Войков каким-то образом пронюхал о нелегальном пребывании в Варшаве одной крупной партийной работницы (она жила под псевдонимом Семеновой), очень красивой женщины. Он узнал ее конспиративный адрес у помощника Гончарова и начал буквально преследовать ее своими ухаживаниями. Делалось все это с ухватками типичного провинциального льва, с подношением громадных букетов, и бедная Семенова не на шутку испугалась, как бы влюбленный посланник не “провалил” ее квартиры и не навел бы на ее след полицию. Она долго упрашивала лично Войкова оставить ее в покое, но уговоры не помогали, и пришлось обратиться по линии Коминтерна с просьбой об укрощении темперамента посланника.

На следующий же день после приезда Войкова вспыхнул конфликт с министерством иностранных дел. Помощник начальника восточного отдела Яниковский вызвал меня в министерство и сообщил, что в распоряжении министерства имеются сведения о возбуждении в монархических кругах эмиграции, вызванном приездом Войкова, вследствие чего он просит посланника соблюдать некоторую осторожность в передвижениях по городу. Когда я сообщил Войкову об этом разговоре, он пришел в бешенство и сказал, что немедленно же едет обратно в Москву. С большим трудом удалось отговорить его от приведения в исполнение этой мысли. Тогда он набросал длиннейший меморандум с возложением на польское правительство всей ответственности за свою безопасность, и мне пришлось, как поверенному в делах, вручить этот меморандум министерству иностранных дел» [135].

К сказанному остаётся также прибавить и растрату П. Л. Войковым весьма крупной суммы денег в долларах США, которые он, якобы, случайно сжёг в камине личного кабинета вместе с прочими бумагами секретного характера.

Надо сказать, что на дипломатическом поприще П. Л. Войков не проявил себя сильным политиком, а действовал как обычный партийный функционер, доводящий до МИД Польши лишь те директивы, которые он получал от своего непосредственного шефа М. М. Литвинова по каналам НКИД СССР.

26 мая 1926 года П. Л. Войков встретился с новым Министром Иностранных Дел А. Залесским (к тому времени польское правительство во главе с Премьер-министром А. Ю. Скшиньским подало в отставку) и заявил ему, что Cоветское правительство выражает надежду, что отношения между их странами, по-прежнему, останутся дружественными.

1 июня 1926 года новым Президентом Польши стал И. Мосьцицкий. А уже на следующий день А. Залесский принял П. Л. Войкова, которому выразил своё удовлетворение озвученным им накануне заявлением Советского правительства, а также проинформировал последнего о желании польского правительства закрепить добрососедские отношения с СССР посредством многостороннего договора, участниками которого стали бы представители Польши, СССР, Латвии, Литвы и Эстонии.

7 июня 1926 года перед началом спектакля в Национальном театре А. Залесский представил П. Л. Войкова Маршалу Польши Ю. Пилсудскому. А уже 12 июня все трое встретились в доме Ю. Пилсудского, где в неофициальной обстановке обсудили ряд интересующих стороны вопросов, главным из которых по-прежнему оставался вопрос о мирном сосуществовании двух государств.

24 августа П. Л. Войков посетил А. Залесского, которому вручил проект договора о ненападении между СССР и Польшей, поскольку правительства прибалтийских стран весьма отрицательно отнеслись к предложению Польши об общем гарантийном договоре под её эгидой. И, надо сказать, опасения прибалтийских республик были небезосновательны. Ибо, как только Литва «дерзнула» подписать в Москве договор о ненападении (28.09.1926 г.), как Великобритания сразу же закрыла ей все кредиты, а Польша подняла на конференции послов вопрос о Вильно. (Подписывая в 1920 году Мирный договор между Литвой и Р.С.Ф.С.Р., советское правительство посчитало этот город исконно литовским.)

2 октября 1926 года Президент Польши И. Мосьцицкий подписал указ о назначении Ю. Пилсудского Премьер-Министром. Следующая встреча П. Л. Войкова и Ю. Пилсудского состоялась 14 декабря в присутствии А. Залесского, Вице-министра иностранных дел Р. Кноля и бывшего главы МИД Польши С. Патека. В отношении условий обсуждаемого договора Ю. Пилсудский к тому времени занял позицию «ни ссоры, ни войны», так как Польша к тому времени стала членом Лиги наций. В свою очередь, П. Л. Войков, подгоняемый директивами НКИД СССР, не желал более затягивать и без того сложную ситуацию, сложившуюся с подписанием договора. И какие бы доводы он ни приводил в своих докладных записках и телеграммах своему московскому руководству, ситуация оставалась прежней – почти за два года его дипломатической деятельности вопрос о подписании данного соглашения крепко «стоял на якоре». (Сторонний договор о соблюдении нейтралитета и невмешательства между СССР, Польшей, Румынией, Латвией и Эстонией был подписан в Москве 9 февраля 1929 года.) Привыкший действовать «по-кавалерийски», с наскока, П. Л. Войков весьма плохо разбирался в истории политических взаимоотношений между Россией и Польшей и, не сумев разобраться в главном, волей-неволей заводил любые переговоры в тупик. А благодаря его эксцентричным выходкам, слухи о которых давно уже стали всеобщим достоянием, «политический вес» советского полпреда был в глазах польского правительства весьма невысоким. Посему и терпели его, что называется, из-за сильного соседа – СССР, с которым просто не имело смысла лишний раз обострять отношения…

Советская историографическая наука приписывает П. Л. Войкову заслуги в области налаживания советско-польских отношений. Так, к началу 1926 года прекратились приграничные инциденты (по большей части, провоцируемые ОГПУ), расширились экономические связи. В таких крупных городах, как Ленинград, Киев и Тифлис, были открыты Консульства Польши; Консульство СССР – во Львове, Генеральное консульство – в Гданьске.