Судьба империи. Русский взгляд на европейскую цивилизацию - Тимофей Сергейцев Страница 66

Что было, то возродится – как империя Рима. Проект социализма первый раз был реализован на всей континентальной Европе. Был – в самой неприятной (поскольку единственно признаваемой) для англосаксонского мышления форме – эмпирической, фактической, практической, прагматической, исторической. Был, поскольку не просто случился, а позволил решить ряд, на английский взгляд, совершенно неразрешимых задач исторического выживания и экономического развития, в первую очередь русских, но также и других европейцев. А британский ум с 1917 до 1944 года (открытия второго фронта в Европе) ждал падения большевизма и коммунизма в СССР сначала в форме саморазрушения, прежде всего из-за экономических провалов, а потом – под натиском «культурной» и «развитой» немецкой нации.

Однако Маркс вряд ли смог бы развернуто возразить Хайеку и Ко, другим нобелевским лауреатам. Он до нобелевки не дожил. А дожил бы – все равно бы ему ее не дали. Но как раз Маркс описал и проанализировал данное ему эмпирически мышление рынка.

Именно мышление, о чем свидетельствует четкая фиксация целей анализа самим Марксом: «Размышление над формами человеческой жизни, а следовательно, и научный анализ этих форм, вообще избирает путь, противоположный их действительному развитию. Оно начинается post festum – задним числом, то есть исходит из готовых результатов процесса развития. Формы, налагающие на продукты труда печать товара и являющиеся поэтому предпосылками товарного обращения, успевают уже приобрести прочность естественных форм общественной жизни, прежде чем люди делают первую попытку дать себе отчет не в историческом характере этих форм – последние уже, наоборот, приобрели для них характер непреложности, – а лишь в их содержании… Такого рода формы как раз и образуют категории буржуазной экономии. Это – общественно значимые, следовательно, объективные мыслительные формы (Gedankenformen) для производственных отношений… товарного производства» («Капитал», т. I, гл. 1-я «Товар». ГИПЛ, М., 1953).

Итак, хорошо уже то, что наши английские товарищи в лице как Д. Сороса, так и Ф. А. Хайека, а также иные продвинувшиеся до их понимания и уровня откровенности англосаксы понимают и признают то, что рынок (товарно-денежный обмен) – это не просто творческий материальный хаос, некая первопричина инфернального, а потому очень соблазнительного свойства, сила материализации всего и вся, или безличные весы, машина статистического усреднения, но – все-таки разум, мышление, и мышление человеческое. Вся их позиция стоит на том, что в этом качестве человеческого разума рынок есть наивысшая стадия развития мышления и стадия окончательная.

Рискованность этого утверждения очевидна не только потому, что объявлять о конце развития (истории) представляется несколько преждевременным, даже исходя из мировоззрения самих либеральных мыслителей, обязательно включающих в свой языческий пантеон идолов прогресса, но и потому, что капитализм наполнен борьбой за тот самый отчужденный труд, который заключен в стоимости товаров. Маркс определял характер этой борьбы как классовый и антагонистический. И эта борьба рождает другой разум, который относится к рынку и капиталистической деятельности в целом рефлексивно.

Маркс, установив существование абстрактного труда (а объективно – это труд, уже оторванный от исходной целесообразной деятельности), его отчуждение от его источника (по Марксу – человека) и перекачку через превращение в стоимость туда, куда пожелает господствующий над обменом капитал (капиталист), ставил обязательную, необходимую цель освобождения труда. Однако труд, освобожденный от товарной формы своего продукта, от отождествления с субстанцией стоимости, а значит, и от абстрагирования и субстанцирования, то есть собственно от отчуждения, не может висеть в воздухе. Он должен вернуться к своему источнику, вернуться к самому себе и к тому, кому он должен принадлежать, сущностью кого являться, к Марксову человеку.

Маркс не дает анализа новых форм экономического мышления, который будет сопрягать все виды полезного целесообразного труда в общественный комплекс без обращения к товарному обороту и стоимости. Он лишь предполагает их возможность и необходимость, а также пробивается к пониманию необходимых исторических условий для их появления. Он не предвидит, что это мышление и его практика может появиться в России, поскольку она не самая развитая в капиталистическом отношении страна.

Так что за Маркса друзьям-англичанам придется отвечать нам. И для этого придется прямо рассматривать всю человеческую деятельность как субстанцию и как мышление. Категория и метафизика труда недостаточна для построения эффективной политэкономии социализма, а без нее нельзя построить следующий шаг по отношению к первому социализму СССР, который пал под сокрушительным напором превосходящих сил противника отнюдь не в честной борьбе, но благодаря своим слабым местам, однако, будучи опытной первой моделью, выстоял невероятно долго и решил исторические проблемы нашего существования, недоступные рыночному мышлению.

Для построения постмарксистской политэкономии социализма необходим перенос метафизического центра тяжести мышления с труда на категорию деятельности (мышления и деятельности, мыследеятельности), которая лишь упомянута у Маркса, но не могла быть развернута в силу сосредоточенности его анализа именно на товарно-денежной, капиталистической экономике как данном ему факте.

Советский полуподпольный постмарксизм (Архив ММК, mmk-documentum.ru) активно развивал эту метафизику и этот категориальный строй, однако его теоретические разработки не были взяты на вооружение Советским государством.

Напротив, Советское государство отгородилось даже от тех марксистских течений, которые разрабатывались в мире. Попытка описать и даже строить советскую плановую экономику в «классических», XIX века, марксистских категориях труда и стоимости, имеющих отношение все-таки, прежде всего, к капиталистической действительности, привело к заимствованию и агрессивному включению капиталистических моделей капитализма в тело социалистической экономики. Оказалось, что освобождения труда для его гармонизации и преодоления отчуждения совершенно недостаточно. Неудивительно, что советский экономический строй получил во многом справедливую критику как государственный капитализм со стороны антисталинского крыла социалистической мысли, то есть троцкизма (например, Тони Клифф, «Государственный капитализм в России»).

Мы не считаем социалистическую экономику капиталистической. Советское государство странно рассматривать как субъект товарно-денежного оборота, главной целью которого является рост капитала, самовозрастание стоимости его собственности, извлечение прибыли. Это не подтверждается фактами. И тем не менее ледоруб в этом споре – не аргумент. Как и последняя работа хозяина ледоруба по теме, в которой делается попытка нащупать путь к теории стоимости при социализме (И. В. Сталин, «Экономические проблемы социализма в СССР». ГИПЛ, М., 1952).

Нам же нужны были не трудовые, а мыслящие, мыследеятельные коллективы как единицы социалистического общества, отвечающие за свои сегменты общего поля деятельности. Нам нужен был и остается нужен не коллективный труд как единица якобы общественного, неотчужденного труда, а коллективная деятельность и мыследеятельность.