Семейные драмы российских монархов - Александр Музафаров Страница 66

А что же Константин? Он тоже принял для себя решение, о котором через несколько дней сообщил Саблукову: «После того, что случилось, брат мой может царствовать, если это ему нравится; но если бы престол когда-нибудь должен был перейти ко мне, я, наверное, бы от него отказался». Как известно из истории, своё слово царевич сдержал. Вот вам и ещё одна точка выбора пути российской истории.

Хотя Александр и отклонил по понятным причинам предложение Г.Р. Державина провести формальное следствие по делу о цареубийстве, но подверг опале основных организаторов переворота. Если причина наказания Платона и Николая Зубовых очевидна, то почему пострадали два человека, которые отсутствовали в момент убийства в покоях Павла и не могли нести ответственность за его убийство, — генерал Пален и граф Панин. Это наказание — одно из малопонятных мест устоявшейся версии переворота. Если Пален и Панин были основными инициаторами и организаторами заговора, то почему молодой царь смог так легко избавиться от них? Вспомним, Елизавета смогла избавиться от Лестока и Шетарди только через несколько лет, а Екатерина была вынуждена терпеть графа Панина до самой его смерти.

И вот тут необходимо вернуться к другому сомнительному моменту истории — образованию заговора. Обычно предполагают, что инициатором мятежа выступил граф Панин, который посредством адмирала де Рибаса привлёк к участию генерала Палена, а потом и наследника престола.

Этот эпизод является одним из наиболее сомнительных моментов устоявшейся версии истории переворота. Никаких доказательств участия в заговоре адмирала де Рибаса не существует. Как уже упоминалось выше, флотоводец имел репутацию весьма хитрого человека и настоящего мастера придворной и политической интриги. И действительно был знаком и с графом Паниным, и с генералом фон Паленом. Но и только. Версия об участии в заговоре де Рибаса сильно напоминает логическую реконструкцию, которою создали современники мемуаристы, а потом закрепили историки. Повторяем, никаких достоверных доказательств соучастия адмирала в заговоре нет. С большой вероятностью можно предположить, что он пал жертвой собственной репутации.

Но если подвергнуть сомнению роль де Рибаса в заговоре, то кто же тогда свёл Панина и Палена и послужил настоящим инициатором интриги? Был ещё один человек, с которым и дипломат, и генерал встречались и обсуждали предстоящий переворот, — цесаревич Александр.

И ведь действительно, очень сомнительной выглядит версия, что заговорщики решили привлечь к заговору наследника престола. Сейчас мы знаем, как именно Александр относился к отцу и что думал о его правлении. Но мы также знаем, что он умел прекрасно скрывать свои чувства и мысли. Для того чтобы решиться на попытку вовлечь в заговор наследника престола, заговорщикам нужно было не меньше храбрости и решительности, чем для того, чтобы организовать сам заговор. Во всех предшествующих переворотах возводимый на престол человек не имел никаких шансов получить его иным образом. Здесь ситуация прямо противоположная.

Всё встаёт на свои места, если перевернуть ситуацию на 180 градусов и увидеть в наследнике престола инициатора переворота. Александр построил свою интригу так, что заговорщики всерьёз предполагали, что это они его вовлекают в заговор, но на самом деле всё было ровно наоборот.

Тогда становится понятным и то, что молодой император сумел быстро покарать заговорщиков, и причина кары — невыполнение задуманного плана.

Впрочем, предположение о том, что именно Александр выступил настоящим организатором заговора против своего отца, тоже является не более чем логической реконструкцией. Эта реконструкция хорошо вписывается в дальнейшее развитие событий, ибо семейная драма императора Павла Петровича и его сыновей получила необычное продолжение.

Дитя века Просвещения, император Александр Павлович в момент своего вступления на престол в Бога не верил. Конечно, он соблюдал все положенные обряды Православной Церкви, выстаивал службы и т.д., но всё это было лишь формой. Да и могло ли быть по-другому, после воспитания под руководством бабки-вольтерьянки и наставника-республиканца? Верная ученица Вольтера, Екатерина II оказала влияние в этом вопросе не только, на внука, но и на сына. Тем более что и кумир Павла, Фридрих Великий, говорил о себе как о законченном атеисте.

Сами не замечая того, люди «просвещённого» XVIII века копали глубокий подкоп под само основание монархической государственности. Власть абсолютного монарха покоится на двух основаниях — силе государственного аппарата и сакральной легитимации, основанной на религиозных представлениях подданных. Власть трактуется как проявление власти божества, высшей воли. Однако такое понимание власти государя подданными налагает на него обязательство не нарушать при осуществлении властных полномочий установленных религией норм и этических ценностей. Отказ от соблюдения этих принципов приводит к потере монархом важнейшего основания своей власти — религиозной легитимации, что очень быстро приводит к потере власти вообще, как это произошло с шахом Ирана в 1979 году.

Главное ограничение заключается в двойном положении монарха: «наряду с суверенитетом, понятие „самодержец“ подразумевает и вассалитет, подчинённую зависимость по отношению к Верховному Судье — Богу».

При этом на Господа Бога не распространялась средневековая формула «Вассал моего вассала — не мой вассал» — каждый из подданных государя имел возможность для непосредственного общения с Богом. Государь не становился, таким образом, посредником между Богом и своим народом, а был лишь представителем народа перед Богом. Свобода богообщения позволяла подданным постоянно проверять деятельность монарха на предмет соответствия нормам веры и в случае нарушения этих норм позволяла ставить вопрос о правомерности подчинения неправому решению царя.

Атеизм является разрушительным ядом для монархической государственности, ибо человек, отрицающий бытие Бога, отрицает тем самым и власть монарха. Как говорил некий полицейский чин в одном из романов Достоевского, «ежели Бога нет, то какой же я после этого буду урядник?». Атеист не вписывается в монархическое общество, так как в рамках мировоззрения, не допускающего существования Бога, нет и признания власти монарха. Проявление же атеизма среди верхушки общества практически неминуемо ведёт к социальной катастрофе.

Впрочем, отношение императора Павла Петровича к вере было более сложным. Атеистом в строгом смысле этого слова он не был. Более того, искренне верил в Бога, горячо молился пред иконами, придавал большое значение знамениям и символам. Но эта вера удивительным образом сочеталась в нём с вполне вольтерьянским взглядом на Церковь и её роль в обществе. Государь смотрел на религиозную организацию исключительно как на творение рук человеческих, как на политический и социальный институт, подчинённый власти монарха. Отсюда его закреплённое в законодательном акте положение об императоре как главе Церкви, благорасположение к католической церкви — вплоть до приглашения римскому папе переселиться в Россию.

Александр Павлович пришёл к вере в страшном для России 1812 году. В то самое время, о котором Лермонтов потом напишет: «Мы долго молча отступали», — русские армии отходили всё дальше в глубь страны, избегая смертельного удара бонапартовых полчищ. Время, когда от всех и прежде всего от государя требовалось предельное напряжение душевных сил. 7 сентября 1812 года, получив известие о пожаре Москвы, в самый критический момент войны, когда поражение казалось уже состоявшимся, Александр по совету князя Голицына решил обратиться к Священному Писанию и, к своему удивлению, не нашёл Библии в своей библиотеке. К счастью, экземпляр Библии на французском языке был у императрицы Елизаветы Алексеевны, которая поделилась им с супругом. Тогда же царь узнал, что русского перевода Священного Писания и вовсе не существует, а славянский последний раз издавался во времена императрицы Елизаветы Петровны.