Александр Керенский. Демократ во главе России - Варлен Стронгин Страница 68

Керенский вернулся к машинам. «Извините, – сказал он американцу, – но председателю правительства не пристало ехать по русской столице под прикрытием американского флага. А за внимание – спасибо».

Александр Федорович еще не отбросил мысли заехать за Тиме, благо в автомобиле оставалось место, но проезд был настолько опасен, что от этой затеи пришлось отказаться. В машине помимо водителя сидели его адъютант и помощник.

– Поедем по центральной улице, с обычной скоростью, – распорядился Керенский.

«Такой расчет полностью оправдался, – вспоминал он, – мое появление на улицах, охваченных восстанием, было столь неожиданным, что караулы не успевали на это отреагировать должным образом. Многие из революционных „стражей“ вытягивались по стойке „смирно“ и отдавали мне честь».

У контрольно-пропускного пункта на Московской заставе машину обстреляли, пытались задержать в Гатчине, но тем не менее Керенский и спутники благополучно добрались до Пскова. Въехали в город ночью. Устроились на частной квартире у брата Ольги – генерал-квартирмейстера Барановского. Писем от сестры он не получал давно. Почта работала плохо, и немудрено – хаос охватывал страну.

Утром Александр Федорович попросил шурина пригласить на квартиру командующего Северным фронтом генерала Черемисова, чья ставка находилась в городе. Разговор с ним проходил в резких выражениях. Сразу выяснилось, что генерал завел «флирт» с большевиками. Продвижение войск к Петрограду было остановлено по его приказу.

– Вы нарушили мое распоряжение, – заметил ему Керенский.

Черемисов хмыкнул и, не сказав ни слова, удалился. Не было сомнений, что он сообщит о встрече с Керенским новым хозяевам положения. Машина двинулась дальше, в направлении фронта, но вскоре пришлось повернуть назад. Стало известно, что по всем фронтам распространяется заявление генерала Черемисова о том, что отправка войск в Петроград приостановлена с согласия Керенского, будто бы он сложил с себя полномочия и передал их генералу.

Ночью большевики захватили Зимний дворец и арестовали Временное правительство, а также захватили самую мощную в стране царскосельскую радиостанцию. На передовых линиях фронта они занялись дезинформацией солдат.

29 октября в столице вспыхнуло антибольшевистское восстание. Его руководители связались с Керенским, просили о помощи, но он был бессилен что-либо сделать. Штаб восставших располагался в Михайловском дворце, в центре города. Керенский решил подоспеть туда, но машина с трудом доехала лишь до Царского Села.

Бывший дворцовый комендант генерал Воейков в своих мемуарах с упоением описывает этот факт: «25 октября в 11 часов свершилось великое событие – бежал А. Ф. Керенский, а еще 13 мая Кавказский корпус постановил пожаловать его Георгиевским крестом, как первого гражданина российских резервных войск и выдающегося героя, совершившего великие подвиги в борьбе за свободу земли русской…» Ненависть и злость отнюдь не лучшие советчики в оценке личностей. Воейков умалчивает о том, что Керенский, вынужденный покинуть столицу, пытался поднять армию Северного фронта против большевиков Петрограда, и как можно скорее, чтобы успеть помочь воюющим с ними офицерам и юнкерам, обосновавшимся в Михайловском дворце. Понимание их участи терзало его душу. Керенский встречается в Царском Селе с генералом Красновым, доказывает ему необходимость начать наступление на столицу.

Генерал-лейтенант Петр Николаевич Краснов, с 1919 года проживавший в эмиграции, был плодовитым литератором, особой популярностью пользовался его четырехтомный роман «От двуглавого орла к красному знамени». Вот как описывает Краснов свою встречу с Керенским: «Я шел к Керенскому… Когда он был министром юстиции, я молчал, но когда стал военным и морским министром, все возмутилось во мне. „Как, – думал я, – во время войны военным искусством берется управлять человек, ничего в нем не понимающий?!“ Я иду к нему этой лунной волшебной ночью, когда явь кажется грезами, иду как к верховному главнокомандующему, …не к Керенскому иду, а к родине, к великой России, от которой отречься не могу… Она избрала его, пошла за ним, она не смогла найти вождя способнее, пойду помогать ему… Я сразу узнал Керенского по тому множеству портретов, которые я видел, по фотографиям, которые печатались тогда во всех иллюстрированных журналах… Я доложил о том, что нет не только корпуса, но нет дивизии, что части разбросаны по всему северо-западу России и их раньше необходимо собрать. Двигаться малыми частями – безумие.

– Пустяки! Вся армия стоит за мною против этих негодяев. Я сам поведу ее, и за мной пойдут все!

Сомнение закрадывалось в мою душу, и я высказал его Керенскому. Он как-то вдруг осел, завял, глаза стали тусклыми, движения вялыми.

«Ему надо отдохнуть», – подумал я и стал прощаться.

– Куда вы, генерал?

– В Остров, двигать то, что я имею, чтобы закрепить за собой Гатчину.

– Отлично. Я поеду с вами.

Он отдал приказание подать свой автомобиль.

– Когда мы там будем? – спросил он.

– Если хорошо ехать, то через час с четвертью мы будем в Острове.

– Соберите к одиннадцати часам дивизионные и другие комитеты, я хочу переговорить с ними.

«Ах, зачем это? – подумал я, но ответил согласием. Кто его знает, может у него особенный дар, умение влиять на толпу. Ведь почему-то приняла его Россия? Были же ему овации и восторженные встречи, и любовь, и поклонение. Пусть казаки увидят его и знают, что сам Керенский с ними».

Но значительной силы части Краснова не представляли. К вечеру 27 октября под его началом находилось 480 казаков, а помощь, какую он запрашивал, ниоткуда не приходила – в основном из-за саботажа на железных дорогах. Попытка Краснова привлечь на свою сторону гарнизоны Царского Села не удалась. Вот как об этом рассказывал сам Краснов: «В Царском Селе находилась пулеметная команда 14-го Донского казачьего полка. Я вызвал ее офицеров и комитет. Явились самые настоящие большевики, злые, упорные, тупые, ненавидящие. Тщетно и я, и чины дивизионного комитета говорили им о любви к Дону, о необходимости согласия между собою всех казаков, о призыве Совета казачьих депутатов стать на защиту правительства… Представители 14-го полка упирались, как бараны, что они заодно с Лениным, что Ленин за мир, и категорически отказались помочь».

Краснов все же выступил из Царского Села к Петрограду, но уже в бою под Пулковом понял, что столицей ему не овладеть: «Усиленная рекогносцировка, проведенная сегодня, выяснила, что для овладения Петроградом сил наших недостаточно… Царское Село постепенно окружается матросами и красногвардейцами…»

31 октября Краснов направил в Петроград делегацию казаков для переговоров с большевиками о перемирии, уговаривал Керенского поехать в Петроград и встретиться с Лениным для поисков компромисса, уверял в полной безопасности, в том, что другого выхода нет. Помощник Керенского узнал о планах большевиков: они собираются доставить Краснова в Смольный, за генералом приехал матрос Дыбенко, а казаков обещают отпустить на Дон. Судьба и Краснова и Дыбенко сложилась трагически. В 1938 году «бравый» матрос Дыбенко, арестовавший Временное правительство, был расстрелян как «враг народа», а в 1945 году, после окончания войны с фашистской Германией, старый Краснов был передан союзниками советским властям вместе с бывшим советским генералом Власовым и через два года оказался с ним на виселице.