Страсти по революции. Нравы в российской историографии в век информации - Борис Миронов Страница 69

С.Н. как математик изучал проблему управления разнообразными системами, которые описывались с помощью функционально-дифференциальных уравнений. Суть подхода: составить математическую модель объекта управления и на основании ее сконструировать алгоритм управления с целью приведения системы в любое заданное состояние. Эту методологию он и применил при анализе человеческого общества, когда решил сменить свое амплуа. Движущую силу истории он (вслед за мальтузианцами) увидел в динамике численности населения, имеющей циклическую природу: (1) фаза роста, (2) фаза сжатия, (3) фаза экосоциального кризиса. В фазе роста численность населения увеличивается и превосходит ту максимальную величину, которая может быть обеспечена ресурсами при данном уровне развития экономики, и это в конечном итоге ведет к голоду, эпидемиям, войнам и революциям. Вследствие этого рост населения сменяется его сокращением, после чего наступает фаза кризиса, и равновесие между ресурсами и численностью населения восстанавливается. После третьей фазы иногда наступает период депрессии или интерцикл, фаза нестабильности. Новый демографический цикл начинается после того, как восстанавливается государственная и общественная стабильность. Вновь наступает фаза роста, ее сменяет фаза сокращения населения, заканчивающаяся катастрофой; и так до бесконечности. Под эти циклы подстраивается общество, и весь ход истории происходит в ритме демографического цикла, и последний можно описать с помощью простого дифференциального логистического уравнения.

Таким образом, именно демографический цикл, как показалось С.Н., управляет историческим процессом и приводит общество в определенное заданное состояние — рост, спад или кризис. Далее ему захотелось применить схему к анализу исторического процесса. И он сделал это… в школьных учебниках по истории. Не имея исторического образования, но, вероятно, испытывая огромную тягу к писательству, он подготовил и опубликовал в 1996 г. три учебника по всемирной истории, написанных в жанре, мягко говоря, фэнтези, или ненаучной фантастики. Работа в этом жанре, как мне кажется, оказала негативное влияние на его научные труды. Поэтому на ней также стоит остановиться подробнее.

Сергей Нефедов не просто ученый историк. Он природный романист, которого критика ставит в один ряд с такими мастерами пера, как А. Дюма, М. Дрюон, В. Пикуль.

С.Н. явно претендует на лавры исторического романиста, хотя вымысел и наука — «две вещи несовместные». На своем сайте он приводит два отзыва на свои учебники. Первый («Книга Сергея Нефедова — это блестящая историческая поэма») принадлежит якобы Льву Гумилеву. Второй отзыв (см. эпиграф к параграфу) дал якобы беллетрист и поэт Сергей Сокуров. Вторит этим отзывам и акад. В.В. Алексеев в предисловии к учебникам: «Для многих читателей эта книга не требует особого предисловия — ее можно читать просто как “роман истории”. Это действительно увлекательный роман, особенность которого заключается в том, что он написан по “учебной программе”».

Сам «романист» презентирует свои учебники как «современные учебники для школьников и увлекательное чтение для взрослых». Поддерживает автора и издательство, опубликовавшее в 1996 г. три учебника тиражом по 50 тыс. каждый: «Популярное изложение истории древнего мира. История, поданная как роман. Увлекательное чтение для всех любителей истории. Книга, которая в увлекательной форме повествует о том, как законы истории играли судьбами миллионов людей, и о том, как люди постигали эти законы». Во всех отзывах мы видим такое единство стиля и буквы, как будто написаны они одним человеком. Кто знает, может быть, и так.

Правильно ли писать учебники как романы? Может быть, сравнение с романами имеет целью подчеркнуть яркость, эмоциональность повествования? Увы, учебники действительно написаны как романы, с вымыслом и фантазиями. Материал С.Н. стремился излагать прежде всего увлекательно, по-видимому, нисколько не беспокоясь о его соответствии современным научным знаниям, и благодаря этому его методология хорошо видна. Например, мы легко обнаруживаем: принцип идеализации использован им на 300%. Все государства, в той или иной мере осуществляющие контроль над производством и потреблением, исходя из соображений справедливости, он считает социалистическими, так как под социализмом он понимает «относительную равномерность в распределении средств». Феодальными обществами он называет все те, где у власти стоят воины и чиновники, а буржуазными — где власть принадлежит богатым людям. Общественная жизнь сводится к еде, голоду и войне, справедливости ради, иногда в нее забредает любовь (как правило, не в платоническом смысле).

По замыслу С.Н., его трилогия должна рассказать и доказать, как открытые им законы истории играли судьбами миллионов людей. Каждая ее часть завершается двухстраничной «Главой, предназначенной для (не)посвященных», где автор раскрывает суть постигнутых им законов. Они очень просты, как все великое, и описываются с помощью простого уравнения, учитывающего всего два фактора — темпы роста населения и среднее потребление продуктов питания одним человеком. При увеличении населения возникает демографическое давление, или фаза сжатия, — «это время голода, когда голодающие крестьяне за бесценок продают свои наделы и уходят в города; в это время разрастается помещичья собственность, а государство переживает тяжелый кризис. В конце концов, голод поднимает народ на восстание, и начинается гражданская война, приводящая к демографической катастрофе и гибели большой части населения. Катастрофа завершает демографический цикл; гражданская война приводит к истреблению помещиков и рождению социалистической Империи — государства, которое наделяет крестьян землей и пытается поддерживать социальную справедливость. Затем начинается новый демографический цикл, население начинает расти, логистическая кривая снова приближается к асимптоте, и снова приходит голод. Крестьяне, несмотря на запреты, продают за бесценок наделы, снова разрастаются помещичьи усадьбы, а монархия оказывается бессильной отвратить приближающуюся катастрофу. Новая революция порождает новую Империю — может быть, лучше организованную и более справедливую, — но затем все повторяется снова и снова. Так выглядит история с точки зрения математики», — заключает он популярное изложение своей схемы развития человечества.

Вот несколько фрагментов из «современных учебников для школьников и увлекательного чтения для взрослых» для иллюстрации сказанного. Они размещены на сайте С.Н., и каждый желающий может ими насладиться. Начнем с «Истории Древнего мира».

«Знойное африканское солнце сияло над саванной, над зеленой кромкой джунглей и песчаными отрогами Олдурвайского ущелья. То здесь, то там виднелись стада антилоп и жирафов; подобно движущимся холмам бродили гигантские носороги, не боявшиеся даже хозяев саванны — саблезубых тигров и пещерных львов. И где-то здесь, в саваннах и джунглях Восточной Африки, обитали предки людей, обезьяны-австралопитеки, умевшие одинаково ловко лазить по деревьям и передвигаться на двух ногах по земле. Они были низкорослые, коренастые, обросшие шерстью, с темной кожей и мощными челюстями. Они владели страшным для других зверей оружием — дубиной; удар зажатой в длинной руке дубины был подобен удару львиной лапы. Дубина была первым изобретением обезьян на их пути к власти над миром зверей. Затем появились копье и огонь, подарившие им господство над саванной. Размахивая копьями и факелами, стая загоняла обезумевших от ужаса антилоп к обрыву — туда, где, под кручей стояли самые опытные охотники, добивавшие покалеченных животных. Потом на месте побоища разводили костер, жарили на огне целые туши и рвали руками горячее мясо. Насытившись, забирались в свою пещеру и дремали до следующего дня, следующей охоты. Так продолжалось из года в год и из века в век. Менялся климат, с севера наступали ледники, менялась окружающая природа, менялись и сами обезьяны; их руки стали короче, челюсти уменьшились, а голова увеличилась в размерах. Австралопитеков сменили питекантропы, а питекантропов — неандертальцы, но ни те, ни другие не были похожи на людей. Они были ширококостными и очень сильными, со скошенными челюстями и огромным нависающим над глазами валиком. Они оставались обезьянами — хотя эти обезьяны и научились одеваться в шкуры. Лишь чудо могло превратить обезьяну в человека». [52]