Горький без грима. Тайна смерти - Вадим Баранов Страница 71

«Елена (задумчиво). Когда я жила в тюрьме… там было интереснее! Муж у меня был картежник… много пил, часто ездил на охоту. Город — уездный… люди в нем какие-то заштатные… Я была свободна, никуда не ходила, никого не принимала и жила с арестантами. Они меня любили, право… они ведь чудаки такие, если рассмотришь их поближе. Удивительно милые и простые люди, уверяю вас!»

Елена даже плакала, думая, что ей придется покинуть тюрьму в связи со смертью мужа. Дом Бессеменова — это клетка, духовная тюрьма, и Перчихин призывает всех в финале: «Ну, вот и все! Вот оно… все разлетаются! Айда, ребятишки, лети из клетки, как птицы в благовещенье…»

При помощи образа Елены и ее монолога Горький доводит до парадоксального заострения мысль о том, что «свободная» жизнь в обстановке закоснелого мещанства и есть жизнь в тюрьме социальных предрассудков и духовной слепоты. Но не менее важно другое. Образы птицы как символа свободы и клетки-тюрьмы, противостоящий ему, в общем-то довольно традиционные в творчестве раннего Горького, обретают особое наполнение, и этого художественного горьковского мотива нам еще предстоит коснуться.

Ну, и в заключение еще один любопытный штрих. Оказалось, что Горький задолго до ареста сам знал «молодую», — воистину мир тесен! 27 июня 1901 г., т. е. вскоре после освобождения из тюрьмы, он сообщал в письме Чехову: «Познакомился с одним из жандармов — славный парень, а жена его — представьте-ка! — в некотором роде — воспитанница моя, — я водился с ней, когда она была девочкой лет 4–7. Теперь — поразительная красавица, умница, добрая и очень тяготится дрянной службой мужа».

…О чем думал писатель, наклеивая на конверт две марки с изображением крестьянина, боком — чтоб не заклеить слово «Заказное» в правом верхнем углу? Не о том ли, что приходится выводить столь не любезное его сердцу новое название, навязанное родному городу вопреки его воле?

Но вряд ли о том, что тогдашнюю, 1901 года, ситуации нынешнее время наполнило не только парадоксальным, просто каким-то абсурдистским содержанием: разве так, как жандармы с врагами царизма, обращались верные сатрапы сталинского режима, служители ГУЛАГа с политическими заключенными, — да хоть бы и с теми же писателями?

И уж наверняка не о том, что не могло никому привидеться и в самом кошмарном сне. Из 139 членов ЦК, избранных съездом, 108 вскоре ожидает арест и расстрел [55]. Впрочем, так же, как и многих делегатов съезда. И вовсе не потому, что будто бы многие проголосовали против Сталина, а итоги голосования были фальсифицированы (существовала долгое время такая версия). В результате специального изучения установлено, что против Сталина было подано всего три голоса («против» Кирова — 4). Наибольшее количество «против» среди баллотировавшихся в члены ЦК получил Я. А. Яковлев: 28. Так что, уничтожая делегатов съезда, Сталин не руководствовался опасением за свое положение. Он твердо решил осуществить «кадровую революцию» в любом случае.

…Когда Сталин, ласково улыбаясь, направил то самое подаренное ему туляками ружье в зал, никто из восторженно аплодирующих делегатов не мог представить, какой зловещий смысл несет этот жест вождя.

В мае 1934 года неожиданно заболел Максим. Поначалу дед сообщал внучкам Марфе и Дарье о болезни отца спокойно: «прихворнул». По одной версии — простудился на рыбалке, по другой — на аэродроме. Воспаление легких… Его не стало в течение нескольких дней. Смерть Максима ошеломила отца и всех близких, тем более что молодой крепкий мужчина, помощник отца в разных делах и неистощимый в затеях и импровизациях в минуты отдыха, он был великолепным спортсменом, автомобилистом и лыжником. «Максим был отличным лыжником, — вспоминает жена Максима Надежда Алексеевна, — иногда брал лошадь, привязывал лыжи и один уезжал в горы».

Максим ухитрялся обманывать недуги даже тогда, когда они одолевали всех окружающих. Отец писал Екатерине Павловне из Италии: «За сим — все обстоит благополучно; после моего и М И гриппа Максим, — конечно, — из чувства зависти, — тоже пробовал заболеть, — но ему это не удалось, только усиленно сморкал нос два дня, а вчера уже гонял на машине куда-то в горы с компанией герцогинь и прочего качества женщин».

11 мая, в день смерти сына, Горького посетили Сталин и другие руководители, выразили самое искреннее соболезнование…

А Горькому вспоминалась дочь. Вскоре после того, как, вернувшись из Америки, он поселился на Капри, пришла страшная весть. В 1906 году в Нижнем Новгороде в пятилетием возрасте от болезни мозга неожиданно скончалась дочь Катя… Он вспомнил 26 мая 1901 года, день рождения Катюшки, когда, по счастливому стечению обстоятельств — в тот же самый день! — его квартиру в доме Лемке на Канатной посетил Антон Павлович Чехов (проездом, по дороге в Башкирию, на кумыс). Чехов, которого он боготворил!

Духоподъемное было времечко! Только что, после месячной отсидки, выпустили его из острога, куда заточили за приобретение мимеографа для печатания революционных прокламаций. Только что была опубликована «Песня о Буревестнике», прогремевшая на всю Россию. А теперь вот, спустя пять лет, — такая весть…

Смешанное чувство горя и вины оттесняло на задний план радостные воспоминания о прошлом. Понимал, что исход болезни дочери предотвратить не мог бы, но все равно ощущал себя виноватым, потому что в 1904 году оставил семью, связав свою жизнь с Марией Федоровной.

Отныне он оставался отцом единственного ребенка — сына Максима. И нарастало сознание двойной, тройной ответственности за его будущее.

Разумеется, никак не мог он предполагать, что ему суждено будет спустя годы пережить еще одну трагедию — безвременную кончину сына, который погибнет при весьма странных, загадочных обстоятельствах…

…Работая над первой частью автобиографического повествования, ставшего одной из лучших его книг, Горький мысленно все время сравнивал свои трудные детские годы с детством Максима. Применительно к себе он мог бы повторить слова Антона Павловича: «В детстве у меня не было детства».

А у сына?

Начисто лишенный материальных забот, более того, имевший, как говорится, все, Максим, как и Алеша Пешков, рос без отца.

Когда Горький навсегда покинул дом Киршбаума, что на Мартыновской, Максиму было семь лет (родился он в июле 1897 года в Мануйловке, на Украине, куда молодая чета поехала на лето).

За границей отец и сын встречались многократно. На Капри, куда Максим приехал с матерью в первый раз уже в январе 1907 года; в Аяччо, курорте недалеко от Ниццы, куда неоднократно выезжал отец, в иные годы по два раза, прерывая свою напряженную литературную работу…

Но встречи встречами, они никак не могли заменить того повседневного общения, которое родители и дети имеют в семье. Может, это не в последнюю очередь и предопределило формирование характера Максима. Он рано понял, кто его отец. Писатель, и знаменитый! Смышленый мальчуган в доме (где теперь располагается мемориальный музей) постоянно слышал разговоры о литературе. С малых лет родители заботились о том, чтобы приобщить его к книгам. На полках книжного шкафа в просторной детской и сейчас стоят многотомные популярные издания: «Земля и люди» Элизе Реклю, «Жизнь животных» Брэма, другие книги…