Конрад Аденауэр - немец четырех эпох - Всеволод Ежов Страница 72

На обратном пути Микоян попросил показать кварталы бедняков в Штутгарте. Немцы сказали, что таких нет. Увидев сомнение на лице гостя, предложили самому поискать их. Машина Микояна стала первой в колонне. В течение двух часов он направлял ее в различные концы города, но бедняцких кварталов так и не нашел. И уже с меньшим удивлением воспринял информацию о том, что половина рабочих в Штутгарте живет в собственных домах.

Взгляды Микояна менялись на глазах. На приеме у премьер-министра земли Баден-Вюртемберг он достал было текст заготовленной речи, но махнул рукой и отложил его в сторону. Сказал теплые слова о Федеративной Республике, ее народе, о приеме, который ему оказали. Выразил убеждение, что СССР и ФРГ будут развивать тесное сотрудничество.

Возвращаясь в Москву, Микоян остановился в Восточном Берлине и встретился с Ульбрихтом. Западные газеты писали, что он посоветовал восточногерманскому руководителю прекратить глупую пропаганду о превосходстве социалистической ГДР над капиталистической ФРГ и якобы сказал: «Будьте довольны, если через десять лет ГДР заживет так, как ФРГ сегодня».

Через несколько дней на очередной встрече с журналистами Аденауэр поделился впечатлениями о Микояне:

— Он интеллигентен, умеет быстро и по существу реагировать на высказывания собеседника. В Федеративную Республику приехал с убеждением, что она является сателлитом Америки. Думается, я разубедил его. И вообще, рассуждения Микояна к концу визита изменились, стали более мягкими и реалистичными.

В Москве на одном из приемов Микоян подошел к послу Кроллю и сказал, что вынес самое хорошее впечатление о канцлере Аденауэре как о трезвом и умелом государственном деятеле и приятном человеке. Он сказал также, что глубокое впечатление осталось у него от мощи и возможностей экономики Федеративной Республики и системы решения социальных проблем, что он теперь лучше понимает немецкое «экономическое» чудо и то, что оно дало населению.

В то время у многих складывалось впечатление, что отношения между Федеративной Республикой и Советским Союзом отныне начнут развиваться по восходящей линии. Аденауэр не разделял подобных ожиданий. Оживление в торговле, налаживание культурных контактов не вызвали положительных сдвигов в политике. Стратегические цели обеих стран оставались разными. Канцлер вяло реагировал на инициативы, поступавшие от Кролля. Ориентировал Министерство иностранных дел на укрепление НАТО, европейских союзов и сотрудничество с западными странами.

В июне 1958 года венгерские власти под влиянием Москвы, нарушив обещание, казнили бывшего премьер-министра Имре Надя и руководителя будапештского восстания Пала Малетера. Возмущение прокатилось по всему миру. Несколько сотен боннских студентов учинили погром у советского посольства. В Москве в ответ организовали битье стекол в здании посольства ФРГ. Молодые рабочие с ЗИЛа, мобилизованные на эту акцию, действовали беззлобно, даже весело. Они побросали принесенные транспаранты в разбитые окна и ушли. В Бонне и Москве были заявлены протесты и получены извинения с обещанием восстановить причиненный материальный ущерб.

Кроме того, Кролль публично высказал критику в адрес немецких властей, не предотвративших погромную акцию, что и вызвало ответные действия в Москве. Посла немедленно вызвали в Бонн. Его принял Аденауэр и в присутствии Брентано сделал суровый выговор. Прощаясь, канцлер демонстративно не подал послу руки. Он считал, что противостояние с Советским Союзом неизбежно и оно может принимать временами обостренные формы.

Вскоре Аденауэр встретился со Смирновым и изложил свое видение советско-западногерманских отношений:

— Экономические связи неудовлетворительны. Вы не выполняете обязательств по экспорту, мы же готовы увеличить поставки. Нет политических улучшений. Советская сторона по-прежнему полностью поддерживает антинародный режим в ГДР, препятствует обсуждению проблемы воссоединения Германии.

Говоря так, Аденауэр не был искренен. Он сам сдерживал торговые и иные контакты с СССР. Постоянно оглядывался на Запад и избегал всего, что могло бы создать впечатление, что между Советским Союзом и Федеративной Республикой намечается нечто, выходящее за рамки, определенные НАТО.

Посол и канцлер высказали взаимные претензии по поводу пропагандистских действий. Смирнов обратил внимание на воинственные высказывания западногерманских генералов, на кинофильмы и книги, подогревающие враждебные чувства к Советскому Союзу. В ответ Аденауэр передал подборку цитат из советской прессы, содержащих нападки на ФРГ и на него лично.

Обсуждать положение в ГДР Смирнов отказался, ибо это — независимое государство. Высказал лишь готовность помочь немцам договориться друг с другом, если они проявят соответствующую инициативу. Аденауэр напомнил, что Советский Союз подписал Хартию о правах человека. В ГДР права людей попираются, и СССР мог бы здесь сказать свое слово.

Дружелюбной беседы не получилось. Правда, она не вышла за рамки взаимной вежливости. Очередная встреча состоялась в крайне обострившейся обстановке.

10 ноября 1958 года Хрущев в Москве в лужниковском Дворце спорта на митинге польско-советской дружбы выступил с инициативой, которая взбудоражила весь западный мир. Он предложил вывести Западный Берлин из положения оккупированного и придать ему статус вольного города, вывести из него западные войска и передать контроль за коммуникациями властям ГДР. Вскоре три западные державы получили ноты, в которых им предлагалось в течение шести месяцев договориться о новом статусе Западного Берлина. В противном случае СССР намеревался передать все свои права по Берлину правительству ГДР. Через полтора месяца из Москвы в те же адреса ушли новые ноты с проектом мирного договора с Германией. Согласно ему признавались два германских государства и самостоятельная политическая единица — Западный Берлин. Вся Германия нейтрализовывалась. Оба государства должны были выйти из военно-политических организаций.

Аденауэр без обиняков заявил Смирнову, что советские предложения неприемлемы.

— Не понимаю, — с горечью сказал канцлер, — почему именно сейчас, когда наметились некоторые успехи в разрядке международной напряженности, Хрущев сделал столь неразумный ход. Западные державы не уйдут из Берлина и будут защищать свои права. Возникнет обстановка крайнего напряжения. Можно лишь сожалеть, что советское руководство проявляет так мало здравого смысла. Передайте мою просьбу Хрущеву отказаться от своих намерений.

Что мог ответить посол? Он по обязанности защищал действия своего правительства. Говорил, что они будут способствовать разрядке. Серьезных аргументов не было. Смирнов понимал, что обстановка накаляется, советские предложения нереализуемы, отношения с ФРГ тормозятся. Однако выразить Москве такие оценки он не считал возможным. Опыт подсказывал, что это ничего не даст, а его самого просто отправят в отставку.

Тем временем в Москве министр иностранных дел СССР А. А. Громыко намекнул Кроллю, что советские инициативы по Берлину могли бы стать предметом прямого советско-западногерманского диалога и что Кролль мог бы непосредственно поговорить об этом с Хрущевым.