Плач к Небесам - Энн Райс Страница 75

Тонио отвернулся.

— Ты думаешь, я хочу от тебя то, что ты не можешь мнедать? — прошептал Доменико. — Возьми меня снова, и на этот раз нажестком полу, чтобы подо мной не было ничего, кроме твоей руки, — сказалон и лег лицом к полу, привлекая Тонио на себя сверху.

Тонио поднялся и посмотрел вниз, на маленькие ягодицы. Егозахватило воспоминание о том тугом отверстии и о тепле внутри его. И,неожиданно для себя самого, он взгромоздился на это голое тело, ощутив егонаготу сквозь грубую материю своей одежды, и впился зубами в нежную плоть шеи,когда Доменико подтянул его правую руку под свой гладкий живот и положил на еголадонь свой толстый, твердый член.

Тонио чувствовал, как напрягается его тело. Он задыхался.Теперь он снова был внутри мальчика и скакал на нем, нанося один яростный ударза другим. Он крепко держал его член, терзал его, дергал его так, словно хотелоторвать, а мальчик стонал на холодном полу, и когда Тонио достиг пиканаслаждения, он почувствовал, как и Доменико под ним содрогнулся в оргазме.

Тонио откинулся в сторону и лег на спину в полном изнеможении.

Когда он открыл глаза, Доменико стоял перед ним полностьюодетый, в алом плаще, наброшенном на плечо.

— Давай же, вставай, нас уже зовут! — улыбнулсяон. — А тебе еще надо снять грим!

Тонио почти не слышал его. Ему казалось, что перед нимженщина в мужской одежде, а перед этим он был мужчиной в одежде женщины.Опершись на локоть, Тонио приподнялся и попытался что-то сказать, но не смог.

Сумбур в голове нельзя было назвать раздумьями. А то, что ончувствовал, не было счастьем. Но это оказалось самым сильным облегчением,которое он когда-либо испытывал в жизни. Он молча сделал все, что советовал емуДоменико.

В темноте кареты, всю дорогу до дома графини Ламберти,расположенного на дороге в Сорренто, он покрывал Доменико поцелуями. А когдамальчик засунул руку ему в штаны и нащупал тот самый шрам за его членом, Тониосдержался и не ударил его. Сдержался, потому что с легкостью мог сокрушитьДоменико голыми руками, ибо тот сам хотел быть смятым, раздавленным всейтяжестью тела Тонио, жаждал, чтобы им обладали, — даже здесь, в этойтряской карете.

* * *

А в конце этой долгой ночи Тонио снова увидел ту юнуюсветловолосую женщину, которую и в прошлый раз встретил в доме графини, впустом зале столовой. Теперь она вовсе не была так грустна, как тогда. Совсемнапротив. Танцуя, она смеялась и разговаривала со своим партнером. Когда онадвигалась, приподнимая сразу все свои голубые юбки, встряхивая золотистымиволосами, небрежно усыпанными беленькими цветочками, ее острые маленькие плечи,столь мило скругленные, придавали ей веселое, почти беспечное изящество.

Но когда их глаза встретились, Тонио отвел взгляд. Именно вэту ночь, единственную из всех ночей, он не хотел видеть здесь эту женщину. Онне помнил, что у нее такая чудесная шея или что ее груди так красиво подхваченыкорсажем, и теперь, глядя на то, как голубая ткань плотно охватывает ее тонкуюталию, непроизвольно стиснул зубы. Ему казалось, что он слышит ее голос средимножества других голосов. Но она скромно отвела взгляд, словно на мигзадумалась о чем-то. Незнакомка выглядела теперь так же, как в прошлый раз,почти печальной, и ему отчаянно захотелось поговорить с ней.

Он тут же представил себе, как они окажутся где-нибудьвдвоем и он объяснит ей, что вовсе не груб и не неучтив, что он не имел намеренияоскорбить ее. «Мне страшно повезло, — подумал он, — а то бы теперьуже два человека хотели отомстить мне — Лоренцо и отец этой девушки!»

Как раз когда его мысли приобрели самый неприятный оборот,его разыскал Доменико, и, увидев прекрасное лицо мальчика в такой близости отсебя, осознав себя обладателем этого ослепительного создания, общества которогоискали столь многие, Тонио снова почувствовал прилив страсти. Он бы моговладеть Доменико прямо здесь. Для этого была нужна лишь какая-нибудь темная комнаткада риск быть обнаруженными.

Но перед его глазами снова и снова возникала светловолосаядевушка.

Иногда он видел, как она сидит, примостившись на краешкестула и неловко сложив руки на коленях, с серьезным и отрешенным лицом.

И в такие моменты в ней снова проявлялась детскаябеззащитность, которую он ощущал и прежде. Казалось, ее можно было взять наруки и вынести, и она даже не вздумала бы протестовать. Он представлял себе,как ерошит ее светлые волосы, как отводит ей со лба выбивающиеся локоны. Он представлялсебе, как волосы падают на ее податливые плечи, а он убирает их, чтобыпоцеловать ее шею. Эти мысли сводили его с ума.

Но вот через какое-то время девушка посмотрела ему прямо вглаза. Он стоял в это время довольно далеко от нее. Неужели она знала, что всеэто время он не сводил с нее взгляда? Тонио увидел темную синеву ее глаз, но неотвернулся, а, стоя как завороженный, думал: «Боже, лучше бы я ее никогда невстречал!»

В последующие недели Тонио казалось, что Гвидо навернякаизвестно о его маленькой «интрижке» с Доменико. При этом учитель и виду неподавал, что это так.

Он был холоден, как всегда, однако поразительная скорость, скоторой прогрессировал Тонио, захватывала его полностью, не оставляя времени набеспричинную грубость. На долгие часы они погружались в работу, и расписаниеТонио стало напряженным, как у выпускника.

Он пел два часа, а потом еще два часа, перед зеркалом,наблюдая за своей осанкой и жестами, как если бы он был на сцене, а затем,после обеда, изучал различные либретто, занимался дикцией. Еще час пел. Потомследовали контрапункт и импровизация. Он должен был научиться подхватыватьлюбую мелодию и правильно орнаментировать ее на свой собственный вкус. Оннеистово работал у доски, потом Гвидо поправлял его и наконец разрешал спеть.

Еще час композиции, и заканчивался день пением. А между всемэтим еще были перерывы, во время которых он пел с хором консерватории илиработал в театре над следующей оперой, намеченной на конец лета.

А иногда днем мальчики отправлялись петь в церквях илиучаствовали в каких-нибудь процессиях.

В первый раз, когда Тонио добровольно встал в стройкастратов, медленно шествовавших парами по улицам, это оказалось столь жеужасно, как он и ожидал. Какая-то часть его души, гордая и обреченная на вечноестрадание, не могла согласиться с тем, чтобы он проходил мимо толп зевак вкостюме скопца.