Конрад Аденауэр - немец четырех эпох - Всеволод Ежов Страница 76

В середине 50-х годов, когда полностью развернулось «экономическое чудо» и значительно вырос жизненный уровень населения, социал-демократы свернули критику против рыночной экономики. Их теоретики стали говорить о необходимости рынка, конкуренции и индивидуального материального интереса. Постепенно они стали отказываться от постулатов, диктовавшихся приверженностью теории Маркса и классовым характером партии. Жизнь опрокидывала основные тезисы социал-демократов о том, что капитализм не в состоянии удовлетворить жизненные потребности человека, что он не может функционировать без тяжелых кризисов и массовой безработицы и при нем неизбежна социальная нестабильность.

Кстати, Аденауэр не употреблял термины «капитализм» и «социализм». Он считал, что они имеют лишь историческое значение и теряют смысл в современных условиях, ибо возникло новое общество, использующее достижения научно-технического прогресса и нацеленное на постоянное повышение жизненного уровня всех слоев населения. Прибыль для производителя перестала быть самоцелью, источником безграничного обогащения, она превратилась в средство прогрессивного развития. Высокая обеспеченность общества увеличивает потребление и таким образом стимулируется производство.

Аденауэр считал, что Ленин ошибся, предрекая загнивание и гибель капитализма. Он не сумел осмыслить того, что демократия в обществе и в экономике позволит создать такой рост производства, который удовлетворит материальные потребности людей и создаст гарантии социальной стабильности. Аденауэр не сомневался, что интегрирующаяся капиталистическая Европа намного социальнее, чем социалистические государства, так и не сумевшие обеспечить людям достойную жизнь.

В программе СДПГ, принятой в 1959 году, социал-демократы уже не упоминали теорию Маркса. Они перестали считать партию классовой и заявили о ее общенародном характере. Признали частную собственность. СДПГ пустилась вдогонку за ХДС/ХСС. Ведь партия Аденауэра давно привлекала людей широкой платформой, которая была одинаково приемлема для рабочих и предпринимателей, людей всех социальных групп.

Аденауэр не скрывал удовлетворения. На прогулке с незаменимым Глобке он размышлял вслух:

— Поворот социал-демократов — явление вполне естественное. Он показывает, насколько правильно мы поступали. Собственно, шведские и датские социал-демократы, управляя страной, действуют вовсе не с классовых позиций и добиваются неплохих результатов. Скоро наши социал-демократы вынуждены будут поддержать и мою внешнюю политику.

Глобке, как обычно, молчал и лишь согласно кивал головой.

Канцлер не ошибся. Основное обвинение в его адрес со стороны социал-демократов по-прежнему заключалось в том, что он-де ради европейской интеграции пренебрегает национальными интересами и, ориентируясь строго на Запад, закрывает возможность договоренности с Востоком в интересах Германии.

Доля истины здесь была, но только доля и не главная. Аденауэр никогда не забывал об интересах Федеративной Республики. Просто он видел дальше многих современников. Не сомневался — будущее Европы в создании наднациональных структур, в снятии границ, в переплетении экономик. Такое развитие неизбежно и полезно для Федеративной Республики. Кончается собственно германская история и начинается история Европы вместе с немцами. Роль Федеративной Республики на континенте постоянно возрастает. Она станет стабилизирующим фактором, одним из главных элементов интеграции и, кроме того, как полагал канцлер, мощным барьером на пути коммунизма в его попытках распространиться в Западной Европе.

Внешняя политика была любимым занятием и непререкаемой прерогативой Аденауэра. В его окружении не было крупных специалистов-международников. Министр иностранных дел постоянно находился в тени. Все более или менее значимые решения и инициативы исходили от канцлера. На международных совещаниях и конференциях Аденауэр выглядел патриархом, неизменно вызывая уважение и внимательное отношение со стороны других участников.

Все очевиднее становилось, что критиковать правительство и его главу в сфере внешней политики — дело неблагодарное. Но Шумахер и его последователи еще довольно длительное время считали невозможным отказаться от этого. В противном случае утрачивался нимб оппозиционности, не с чем было идти к избирателям.

Крупную ставку социал-демократы делали на борьбу против ремилитаризации ФРГ и ее вступления в НАТО. Казалось, здесь можно было получить солидные дивиденды. Немцы помнили результаты двух мировых войн. Вовсе не хотели вновь надевать стальные каски и маршировать на плацах. Оппозиции удалось развернуть довольно сильное антимилитаристское движение. Социал-демократы пошли на широкую коалицию с либеральными силами, выходили на улицы, митинговали даже вместе с коммунистами.

В бундестаге шли жаркие дебаты по парижским соглашениям, открывшим Федеративной Республике путь в НАТО. Депутатов от правящих партий, защищавших правительство, сменяли оппозиционеры, нападавшие на него. Аденауэр листал какие-то бумаги, проявляя невозмутимость, даже равнодушие к проходящему.

Социал-демократ Моммер попытался задеть главу правительства:

— Вам, господин федеральный канцлер, давали плохие советы относительно НАТО.

— Вот именно, — оживился Аденауэр, — все дело в том, что я не получил хороших советов.

Сидевшие на правительственных скамьях Хальштейн и Бланкенхорн переглянулись: они-то хорошо знали, что решения принимал сам канцлер, не спрашивая никаких советов.

Аденауэр убедил немцев, что создание бундесвера и оснащение его современным оружием не что иное, как ответ на уже существующую и хорошо вооруженную армию ГДР. На Востоке у ГДР друзья. Значит, ее армия нацелена против Федеративной Республики. Оставаться безоружными равнозначно провоцировать коммунистов на экспансию.

Работал и другой весомый аргумент. Бундесвер — не возрождение сугубо национальных немецких вооруженных сил. Он — составная часть западноевропейской и атлантической оборонительной системы, где решающую роль играют вооруженные силы Соединенных Штатов с их ядерным потенциалом. Без Соединенных Штатов защита Европы невозможна. Но она невозможна и без соответствующего вклада самих европейцев. Вступление в НАТО — единственно возможный шаг, обеспечивающий безопасность ФРГ. Немаловажно и то, что Федеративная Республика становится равноправным партнером тех, кто еще недавно был победителем и оккупантом.

Социал-демократы не находили контраргументов. Немцами овладевал европейский дух. Они охотно ездили в Италию, Францию, другие европейские страны. Их встречали уже без неприязни, даже с растущим уважением. Участие Федеративной Республики в политических и экономических организациях Европы, в НАТО расценивалось делом необходимым и полезным. Аденауэр получал все новые козыри и вновь побеждал оппозицию.

Умелым политическим ходом обернулась и поездка канцлера в Москву. Установление дипломатических отношений с Советским Союзом, создание перспектив для их поступательного развития оппозиция сразу же оценила как положительный фактор, стабилизирующий ситуацию в Европе. Возвращение же последних военнопленных из СССР нашло общенациональное признание. Социал-демократы вместе с другими не могли не отдать должное Аденауэру.