Покрышкин - Алексей Тимофеев Страница 84

… Вадим хорошо знал нрав родной реки. Уже старшеклассником получил права на вождение моторной лодки, любил простор, борьбу с сильной волной, брызги, летящие через голову. Работая перевозчиком почты, однажды уговорил почтальона переправляться, несмотря на приближение грозы. Шторм застал лодку на стремнине реки, повернуть было уже невозможно. Почтальон пережил стресс, Вадим от восторга горланил песни…

В 11 лет Вадим, как указывалось в характеристике, «по данным педагогического обследования в умственном развитии дает повышение на полтора года». И далее отлично учится, много читает, увлекается поэзией Маяковского, музыкой, оперой. Отец Иван Васильевич, крупный инженер-строитель, хотел направить сына по своим стопам, и Вадим поступил было в строительный институт, но на втором курсе перестает посещать занятия. В 1930-е годы авиация среди юных дарований с отменным здоровьем соперников не имела… В аэроклубе новый набор пилотов планировался лишь через год. Вадим за месяц осваивает рассчитанные на полгода курсы шоферов при Осоавиахиме, работает на хлебном фургоне, а затем на более подходящей его характеру «скорой помощи». Отец не сдается, договаривается с деканом о допуске сына к сессии. Тот, не посетив ни одной лекции в семестре, сдает сессию на «отлично»! И все равно уходит с третьего курса. Все вечера штудирует авиационно-техническую литературу. В день рождения друзья писали Вадиму: «Ты, рожденный великими днями нашей эпохи; ты — великий человек по форме, по структуре и комплекции; ты, чья нога не имеет себе равной; ты, который обречен на великие муки в поисках 49 размера ботинок и лишен возможности посещения катка; ты, к сегодняшнему дню проживший на свете ровно два десятка лет, в дни грандиозных побед на всем социалистическом фронте прими наше искреннее поздравление…»

В 1938 году Фадеев опять же на «отлично» заканчивает Куйбышевский аэроклуб, оставлен там инструктором и лишь в январе 1940-го отпущен в Ульяновскую летную школу. Оттуда направлен в Чкаловское (Оренбургское) училище. Обмундирование, которое новый курсант называл «доспехами», ему пришлось шить — нужных размеров не нашлось. Тогда же был утвержден и двойной паек. Старая фотография сохранила одну из шуток молодого силача — Фадеев горделиво, с усмешкой держит на руках и плечах троих обычного сложения однокашников с воинственно-озорными лицами.

В училище старшина два месяца «вышибает дурь» из необузданного курсанта. Но натура волжского бунтаря, как позднее определил друга Покрышкин, нет-нет, но давала о себе знать…

Освоившись и осмотревшись, Фадеев экстерном сдает на «отлично» экзамены по теории, обгоняя всех; без «вывозных» совершает самостоятельный полет. В газете училища о нем печатают статью с портретом под названием «Стальная воля». После вылета на И-16 Вадим пишет родителям:

«Эх, и хорошо! Когда летишь и делаешь разные «кляузы», тогда кажется, машина — это я сам… Машина напряжена до крайности, мотор ревет так, что стоящим на земле делается страшно — как бы не развалился. Но главная цель — испытать самого себя при перегрузках, чтобы взять от машины все, на что она способна». Удивительно в этих строках сходство с образом мыслей Покрышкина, который свои фигуры в небе Молдавии в то же время называл не «кляузами», а «крючками». Фраза «взять от машины все» совпадает у двух асов дословно!

1941 год застает Фадеева на Дальнем Востоке, где ему присваивается звание сержанта срочной службы. Служить здесь пришлось недолго, после начала войны часть эшелоном направили на запад. На обороте снимка, где Фадеев стоит у «ишачка» рядом с двенадцатью авиаторами, его рукой написано: «5.7.41 г. с. Голенки. Друзья, едущие бить всех, кто лезет на СССР». В Балашове, соскучившись по полетам, Вадим демонстрирует такие фигуры на малой высоте с выводом из пикирования над центром города, что оказавшийся свидетелем командующий ВВС отправляет летчика на гауптвахту: «Лихачество! Немедленно принять меры! Еще подражатели найдутся, тогда аварии, катастрофы».

4 августа из Константиновки в Донецкой области Вадим пишет домой:

«Сволочи — фашистские летчики. Когда отбомбят, то, если нет наших истребителей, снижаются и с бреющего расстреливают мирное население. Недавно их истребители, налетев на одно село, с пятидесяти метров стали обстреливать купающихся в реке детей… Я сам истребитель, но никогда не стану расстреливать немецких детишек, хотя не дрогнет моя рука уничтожить в бою любое количество фашистов».

В августе 1942 года на счету Фадеева — шесть сбитых немецких самолетов. Но и из тех летчиков, с кем он прибыл на фронт, остались в живых немногие. Погиб лейтенант Георгий Плотников, с которым Вадим подружился на Дальнем Востоке.

… Держись, немец! Во всеоружии новой техники и тактики Вадим Фадеев поднимался в небо Кубани. «Пусть ярость благородная вскипает как волна»… Из наградного листа В. И. Фадеева: «11.4.43 г., прикрывая свои войска в районе Украинской, Шиптальской, В-Ставропольский, Красный Табаковод, вел воздушный бой с 4 Ме-109. В результате решительных атак т. Фадеев сбивает одного Ме-109… Информирующая радиостанция — позывной «белка» сообщила: «аэрокобра», прекрати огонь, «месс» горит. Но т. Фадеев сопровождал стервятника до самой земли пулеметно-пушечным огнем… Боевых эпизодов у т. Фадеева очень много и все боевые вылеты происходили со встречей истребителей противника».

«Эй, ухнем!»— нарушая дисциплину в радиоэфире, пел «Дубинушку» в полете Вадим. Эй, ухнем! «Первым, кому во время боев на Кубани я подписал представление на звание Героя Советского Союза, был В. И. Фадеев. И он вполне его заслуживал… — вспоминал генерал Н. Ф. Науменко. — В течение одной из недель он уничтожил десять самолетов противника лично и один в группе. Это очень большая победа». Генерал отмечал и то, что при личном знакомстве «летчик мне сразу понравился глубиной и живостью своего ума, ясным пониманием задач, стоявших перед истребительной авиацией. Позже для меня стало какой-то потребностью видеть нашего богатыря и говорить с ним».

Иван Бабак писал: «Вадим Фадеев был общим любимцем, его даже в нашем — соседнем сорок пятом — полку считали каким-то особенным летчиком. Ведь он в каждом бою обязательно сбивал по 2–3 самолета!»

Продолжал Вадим и веселить товарищей. Поначалу, как уже упоминалось, летчиков 16-го и 45-го полков разместили в Краснодаре, в полуразрушенном складе, на двухярусных нарах. Ночью стойки не выдержали веса Фадеева, рухнувшего на Дмитрия Глинку. Летчики, спавшие рядом, проснулись от грохота, решив, что началась очередная бомбежка. А сон двух утомленных геркулесов, к всеобщему изумлению и хохоту, не был нарушен!

К 28 апреля, как указано в представлении на звание Героя, на счету Фадеева было уже 394 боевых вылета, из них 118 на штурмовку, 155 на разведку, 106 — на сопровождение бомбардировщиков, 55 — на патрулирование и прикрытие. В 43 воздушных боях он сбил лично 17 самолетов (15 Ме-109, по одному Ю-87 и Ю-88) и один в группе (Ме-109). Это официальные данные, вероятно, заниженные. Ведь самолеты, сбитые за линией фронта, оставшиеся без подтверждения наземных войск, как уже говорилось, советским летчикам тогда не засчитывались.

Немцы начали охоту за лучшими русскими асами. Особо выделив своим «Ахтунг, ахтунг!» Покрышкина, они, по свидетельству Н. И. Уманского, заговорили также о Глинках, Фадееве и Речкалове. «Хадеев, Хадеев…»— доносились из рации голоса немецких наблюдателей. Знали они и его позывной «Борода».