Герои Смуты - Вячеслав Козляков Страница 9

Пытаясь объяснить политические предпочтения Ляпуновых в тот момент, надо учитывать менявшиеся обстоятельства придворной борьбы. В боярском списке 1610/11 года перечислены имена 33 бояр, 22 окольничих и 7 думных дворян (многие из них приняли участие в «вече» за городскими воротами). Прокофий Ляпунов занимал в перечне членов Боярской думы… последнее место. И вообще отсутствовал в Москве. В обычное время это не оставляло ему никаких шансов на то, чтобы играть какую-либо самостоятельную роль в происходивших событиях. Но в чрезвычайных условиях «междуцарствия» он сумел стать одним из главных действующих лиц, вызывая, впрочем, ожидаемое раздражение своих современников, не прощавших самостоятельности там, где она не была «положена» по обычаю или чину В Московском государстве всегда существовали боярские «партии», представленные «сильными», то есть правящими людьми той эпохи, заседавшими в Боярской думе. Дума была единой, когда речь шла об отстаивании ее аристократического характера. Однако внутри нее тоже имелась своя родословная иерархия: князья Рюриковичи спорили за первенство с князьями Гедиминовичами, старомосковские бояре охраняли свое положение от новых родов, попавших в Думу благодаря одной благосклонности Ивана Грозного или его преемников. Меняло положение думцев пожалование чинами бояр и окольничих новых царских родственников. Рядом с каждым боярином, входившим в Думу, издавна складывался «свой круг» родственников и приближенных, которые и поддерживали его при любых поворотах московской политической жизни.

Братьев Прокофия и Захара Ляпуновых, скорее всего, можно причислить к «партии» боярина князя Василия Васильевича Голицына. Выше этого аристократа Гедиминовича в боярском списке стояло всего лишь несколько человек, и всех их можно назвать по именам. Первенствующее положение в Думе давно и прочно было занято князем Федором Ивановичем Мстиславским. Однако залогом такой устойчивости, восходящей ко временам правления его полного тезки царя Федора Ивановича, был полный отказ от каких-либо притязаний на верховную власть (сам он объяснял это тем, что всегда крепко держался принятой присяги). Иначе боярин не выжил бы сначала при Борисе Годунове, потом при свергнувшем его Лжедмитрии I, затем при пришедшем к власти в результате переворота Василии Шуйском. Следующий по старшинству (не возрастному, а своего положения) боярин — князь Иван Михайлович Воротынский. Это на крестинах его сына-младенца Алексея случилась история с признанной молвой отравленной чашей, поданной князю Михаилу Скопину-Шуйскому. Князь Иван Михайлович Воротынский большую часть своей жизни провел в ссылке, в отдалении от двора. Если бы не Смута, то ему, наверное, так бы никогда и не вернуться в Думу. Происхождение, как и в случае с Мстиславским, давало ему почетное первенство, но не означало политического преимущества. А вот дальше шли князь Андрей Васильевич Трубецкой и три брата Голицыных — Василий, Иван и Андрей (показательно почти полное доминирование князей-Гедиминовичей в Думе после исторического поражения последних Рюриковичей на троне — князей Шуйских).

Между князьями Трубецкими и Голицыными шел давний, длившийся десятилетиями местнический спор. Царь Борис Годунов возвысил князей Трубецких, а князей Голицыных держал в отдалении от себя. Именно по этой причине князь Василий Голицын и его братья оказались в числе первых сторонников якобы чудесно спасшегося «царевича Дмитрия», изменив под Кромами в мае 1605 года наследнику Годунова — царю Федору Борисовичу. С этого момента можно проследить сложившийся союз с Голицыными братьев Ляпуновых, которых Годунов также не жаловал после их памятного политического выступления, последовавшего за смертью Ивана Грозного. Когда же пришел другой исторический час, после смерти самого Бориса Годунова, все недовольные им собрались под знамена самозваного царя Дмитрия Ивановича. Напомню, что князья Голицыны и Прокофий Ляпунов оказались тогда в числе первых, кто поддержал Лжедмитрия. Для князя Василия Голицына кромский «подвиг» оказался не последней услугой самозванцу. С именем родовитого князя-Гедиминовича связывают факт позорной расправы над несчастным семейством Бориса Годунова. Роль же Ляпуновых среди сторонников самозваного царя Дмитрия дальше Кром не видна. Вопрос о том, была ли их поддержка, оказанная князьям Голицыным под Кромами, делом политической минуты или далеко просчитанным шагом, остается открытым. Хотя постоянство в поддержке князей Голицыных, продемонстрированное в событиях 1610 года, заставляет думать, скорее, о давнем и хорошо осознанном выборе Ляпуновых в пользу князя Василия Голицына как своего политического покровителя.

В результате свержения царя Василия Шуйского власть в Москве, как стали потом говорить, перешла в руки «семибоярщины». По точному смыслу известия статьи Хронографа 1617 года «О болярском державстве Московского государства», речь шла о своеобразном «временном» правительстве, просуществовавшем чуть больше двух месяцев. После царя Шуйского, как писал автор Хронографа, «прияша власть государства русьскаго седмь Московских боляринов, но ничто же управльшим, точию два месяца власти насладишася». Все, что они сделали, — избрали на царство королевича Владислава, после чего у них самих отобрали власть: «Седмочисленныя же боляре Московския державы и всю власть Русския земли предаша в руце литовских воевод» [47]. Историк Сергей Федорович Платонов в «Очерках по истории Смуты» причислял к правительству «семибоярщины» тех, кто вел переговоры о призвании Владислава. Это были упоминавшиеся князья Федор Иванович Мстиславский, Иван Михайлович Воротынский, Андрей Васильевич Трубецкой и Андрей Васильевич Голицын, а также бояре Иван Никитич Романов, Федор Иванович Шереметев и князь Борис Михайлович Лыков. Полностью отождествить их имена с составом боярского правительства, правившего после царя Василия Шуйского, мешает ряд обстоятельств. Не все из перечисленных бояр принадлежали к верхней части боярского списка, а князя Василия Васильевича Голицына, без которого трудно представить это правительство, приходится считать восьмым членом «семибоярщины»! [48] В ряде трудов понятие «семибоярщина» распространяется на весь период 1610—1612 годов, и правительство семи бояр превращается в правительство уже даже не восьми, а десяти бояр, которые могли входить в его состав. Существуют даже изощренные построения историков, пытавшихся доказать, что «семибоярщина» — едва ли не традиционный институт для чрезвычайного управления в Русском государстве [49]. Однако нет никаких оснований для буквального чтения статьи Хронографа 1617 года: как ни считай по именам тех, кто подписывал грамоты Думы, их все равно получается больше семи.

В нарицательном понятии, которым автор Хронографа обозначил характер власти, наступившей после свержения царя Шуйского, прежде всего, указано на бессилие «седмочисленных» бояр в решении главных проблем русской «земли». Кроме иронического подтекста в разговорах о «семибоярщине», безусловно, отражено еще одно обстоятельство, связанное с тем, что влияние и значение одних бояр перед другими заметно возросло. В Думе столкнулись интересы бояр, недавно входивших в ближний круг царя Василия Шуйского, и возвратившихся в Москву тушинцев. В тех условиях заметной оказывалась роль «неприсоединившихся» боярских родов, кого и царь Шуйский особо «не привечал» и чьи ближайшие родственники «не бегали» в Тушино. Так произошло выдвижение князя Василия Голицына, ставшего к тому же одним из возможных претендентов на престол. Всё это давало исторический шанс и Ляпуновым как членам его «партии».