Битва дипломатов, или Вена, 1814 - Дэвид Кинг Страница 9

Меттерних заинтересовался герцогиней, когда общий приятель познакомил их в Дрездене, где князь беззаботно служил дипломатом. Она выросла в Курляндии, на Балтике (сегодня территория Латвии), объездила всю Европу и говорила на полудюжине иностранных языков. Она вторично и снова неудачно вышла замуж и готовилась к очередному разводу. «Я изматываю себя мужьями», — шутила герцогиня де Саган.

Вильгельмина сохранила собственное имя и сама управляла поместьями. Она использовала часть состояния на благотворительность, финансировала госпиталь для раненых солдат. Однажды у ее служанки внезапно начались схватки, и герцогиня, взяв на себя роль повитухи, приняла роды.

Отношения между герцогиней и князем стали принимать характер увлечения летом 1813 года, когда Меттерних пытался договориться с Наполеоном о мире. Мира не получилось, но роман с герцогиней завязался. Меттерних старался как можно чаще видеться с ней и в разгар международного кризиса отправил ей первое любовное послание:

«Я давно наблюдаю за вами. Вы прекрасны. Вы лишаете меня покоя. Вы возникли из небытия и стали для меня всем».

Герцогиня была удивлена и польщена вниманием высокопоставленного дипломата. Но Меттерних ее еще не покорил. Спустя месяц князь писал:

«Я пишу, потому что не увижу вас этим утром. Но я должен признаться вам, что люблю вас больше жизни. Моя жизнь ничего не стоит, если в ней нет вас».

Герцогиня могла заполнить всю комнату в особняке подарками Меттерниха: он дарил ей и книги в красных сафьяновых переплетах, и лампы из вулканической лавы. Меттерних тоже получал от нее презенты: особенно дорога для него была черная шкатулка с локоном ее волос.

Меттерниху нравились ее ум, великодушие, ее суждения. Она нравилась ему и в сверкающих платьях на балах, и в мешковатых фланелевых халатах, которые герцогиня надевала дома, появляясь перед ним чаще всего в своем любимом «мятом халатике с дырками на локтях». Меттерниху нравилось и то, как она пила коньяк: укладывала кусочек сахара в маленькую серебряную ложечку, опускала его в янтарный напиток и, делая над собой усилие, проглатывала содержимое рюмки одним махом. «В вас нет ничего такого, чего бы я не любил», — написал однажды князь Вильгельмине.

К концу лета герцогиня наконец уступила и призналась в ответной любви: «Я не могу выразить словами, как я вас люблю. Я люблю вас очень, люблю всем сердцем». Меттерних был вне себя от радости. Заниматься любовью — одно дело, признаваться в любви — совсем другое. Он ответил сразу же, чувствуя себя на «вершине счастья и блаженства»:

«Я пьян от счастья. Я люблю вас. Я люблю вас во сто крат больше жизни. Я живу только для вас».

Отношения между Меттернихом и герцогиней нельзя было скрыть от посторонних глаз, и к осени дворец Пальма превратился в местную достопримечательность. На втором этаже герцогиня де Саган содержала роскошный салон, а в параллельном крыле жила еще одна женщина, такая же неглупая, столь же красивая и остроумная и вызывавшая не менее скандальный интерес. Это была княгиня Екатерина Багратион, вдова русского генерала Петра Ивановича Багратиона, героя войны, павшего в битве при Бородино (его смертельно ранили в 1812 году). Блондинка со светло-голубыми глазами и бело-розовой кожей, которую один из обожателей сравнивал с алебастром, она носила скандально открытые вечерние платья и пользовалась репутацией «очаровательного обнаженного ангела».

Уже многие годы княгиня Багратион и герцогиня де Саган враждовали. Причин для взаимной антипатии было немало, и одна из них, помимо сплетен и интриг, заключалась в постоянной борьбе за первенство в высшем обществе.

Между ними, без сомнения, было много общего. Почти ровесницы, обе они происходили из Прибалтики и были старшими дочерями богатых и высокородных аристократов, путешествовавших и проживавших по всему континенту. И та и другая вышли замуж в юном возрасте, обе теперь были одиноки и окружены роем поклонников. Обе женщины по странному и роковому стечению обстоятельств, как выразился один салонный завсегдатай, приехали на конгресс и оказались в одном особняке, поселившись напротив друг друга. Их окна выходили на общий двор. Всю осень из-за шелковых занавесей выглядывали хорошенькие личики, рассматривая подъезжающие кареты и фиксируя, кто и в чей салон направляет свои стопы.

Две дивы соперничали во всем: переманивали знатных гостей, составляли конкуренцию на светских раутах. Они вели себя как две пчелиные матки, попавшие в один улей. Их дуэль оживляла официальную атмосферу конгресса. В коридорах, гостиных, на лестничных площадках замышлялись, зарождались все сплетни, интриги и сговоры.

Звездам высшего общества приходилось делать выбор: подниматься по левой лестнице к княгине Багратион, «русской сирене», или идти по правой лестнице к герцогине де Саган, «Клеопатре курляндской». Кто побеждал в этом поединке? Как сказал один знаток светской жизни в Вене, «шансы дам были примерно равны».

Особую остроту соперничество приобретало в амурных делах. И «русская сирена», и «курляндская Клеопатра» были любовницами князя Меттерниха. Теперь обе дамы нацелились на ладного русского царя.

Очень важно, чтобы французское посольство было привлекательным.

Талейран

Несмотря на дальнюю дорогу, британская делегация прикатила в город одной из первых. Возглавлял ее лорд Каслри, высокий блондин, выглядевший лет на двадцать моложе своих сорока пяти. Худой, почти бестелесный англичанин обычно одевался во все черное в соответствии, по замечанию одного наблюдательного человека, со своим, как правило, мрачным настроением. Длинное костлявое лицо создавало впечатление аристократической отрешенности или, скорее, пожизненной зеленой тоски, по оценке другого знатока человеческих душ. С уверенностью можно сказать, что у лорда было лицо чемпиона игры в покер, что помогало ему побеждать и за игорными столами, и за столами дипломатических переговоров.

Лорд Каслри со своей командой прибыл в австрийскую столицу 13 сентября и с трудом отыскал резиденцию, отведенную ему в доме, затерявшемся на узкой улочке Мильхгассе. Эти комнаты прежде снимал молодой музыкант по имени Вольфганг Амадей Моцарт. В начале восьмидесятых годов XVIII века композитор написал здесь первую немецкую оперу «Die Entfuhrung aus dem Seraih («Похищение из сераля») и завел роман с дочерью домовладелицы Констанцей, на которой в 1782 году женился. Уютная квартира, возможно, и подходила для счастливых брачных ночей и сочинения опер, но ее ограниченные размеры явно не годились для делегации, представлявшей Великобританию, гордившуюся тем, что она профинансировала победу союзников над Наполеоном.

Каслри действительно решил найти другое место, и через неделю делегация перебралась в апартаменты из двадцати двух комнат на Миноритенплац, элегантной брусчатой площади с аристократическими особняками и церковью миноритов XIV века. Британцы теперь оказались в двух шагах от кабинетов Меттерниха на Балльхаусплац и дворца Хофбург. Каслри с супругой леди Эмили поселился на верхнем этаже, дипломатический персонал занял первый этаж, а цокольный этаж лорд отвел для приемов и развлечений. Британцы готовились услаждать гостей на вечерних раутах неземными звуками фисгармонии, изобретенной Бенджамином Франклином.