Плач к Небесам - Энн Райс Страница 98

У Гвидо и Тонио были на весь сезон сняты места в переднейчасти партера, удобные кресла с подлокотниками. Поэтому они вполне моглисколько угодно опаздывать, а так как кресла в первых рядах стояли довольносвободно, то, прибыв в середине представления, они никому не мешали, когдапроходили на свои места.

Конечно, все знали, что монарх не слишком интересуетсяоперой, и шутили, что он построил такой вместительный театр для того, чтобысамому разместиться подальше от сцены.

* * *

Но глаза всей Европы более чем когда-либо были теперьобращены к Неаполю. Его певцы, композиторы и музыка намного превзошливенецианских мастеров. А те уже давно затмили Рим.

* * *

Однако, насколько Гвидо было известно, Рим по-прежнемуоставался местом, где происходили дебюты певцов-кастратов. Даже не рождаясобственных певцов и композиторов, Рим оставался Римом. И маэстро постояннонапоминал Тонио об этом.

Прогресс Тонио изумлял всех. Но хотя он спел уже четыре ариив опере, поставленной в консерватории осенью, а вечера проводил с Гвидогде-нибудь в городе, он по-прежнему иногда трапезничал со своимитоварищами-студентами, отдыхал с ними после обеда и не отказывался отвыполнения всей необходимой работы за сценой.

* * *

Но вскоре после второго Рождества, проведенного им вНеаполе, у Тонио произошла стычка с одним из юношей, бравших уроки фехтования,и она оказалась столь же опасной, как его противостояние с Лоренцо за год дотого.

* * *

В тот день Тонио плохо соображал и был необычайно вялым,безразличным ко всему, что видит и слышит.

Утром он прочел очередное письмо Катрины Лизани, в которомтетушка сообщила ему, что его мать произвела на свет здорового сына. Ребенокбыл рожден пять месяцев назад: уже почти полгода он жил на этом свете.

Противная слабость разлилась по всему телу Тонио, и оннеожиданно для себя начал беззвучно молиться. «Да будешь ты здоров телом и ясенразумом, — чуть ли не шептал он. — Да получишь ты благословение и отБога и от людей. Если бы я был на твоем крещении, я бы сам поцеловал твойнежный маленький лобик».

И в его сознании, словно само по себе, возникло видение. Онувидел себя — высокого, белого, похожего скорее на паука, — идущего поэтим сырым и сумрачным комнатам. Вот его бесконечно длинная рука протянулась кмладенческой колыбельке, чтобы покачать ее. А потом пред ним предстала мать,плачущая в одиночестве.

«Но почему она плачет?» Он попытался сосредоточиться ипонял, что горюет она потому, что он убил ее мужа.

Карло умер. И она снова в трауре, и все яркие свечи ужедогорели. Над их огарками вьется слабый дымок. А вверх и вниз по этим коридорамплывет вонь от канала, густая и осязаемая, как зимний туман.

— Что ж, — сказал он наконец вслух, складываяжесткий лист пергамента. — А чего ты хотела? Чтобы я дал тебе большевремени?

Еще один шаг был предпринят, еще один шаг. В письме Катриныговорилось, что мать снова беременна!

* * *

И вот, когда он в таком состоянии добрался до залафехтования, то столкнулся в дверях с юным тосканцем из Сиены и, оттолкнув его,прошел первым. Простая невнимательность, только и всего.

Но, готовясь к первому бою, Тонио вдруг отчетливо услышал заспиной злобное ворчание и, подняв глаза, испытал странное чувстводезориентации, подобное тому, что настигло его на площади Сан-Марко нескольколет назад, когда он впервые услышал о Карло. На короткий, но ужасающий мигпоказалось, что он проваливается в сон. А потом, встряхнувшись, он обвелвзглядом полированный пол, высокие окна, длинный, пустой зал.

И до его сознания дошли слова:

— Евнух? Я и не знал, что каплунам разрешают носитьшпаги!

Ничего неожиданного, ничего оригинального. Он тут жепредставил себе каплунов, этих выхолощенных птиц, ощипанных, готовых купотреблению в пищу, висящих на крючке в мясной лавке. В зеркалах, опоясывавшихфехтовальный зал, отражались окружавшие их молодые люди в черных бриджах ибелых рубашках.

Тонио осознал, что в зале воцарилась тишина и что сам онмедленно разворачивается.

Юный тосканец не сводил с него глаз. Лицо Тонио ничего невыражало. Но он, казалось, слышал множество сказанных шепотом возгласов иотзвуков этих возгласов, произнесенных теми из большой толпы молодых мужчин, с которымион здесь уже бился и у кого выигрывал бой. Он стоял очень спокойно, сузивглаза, и ждал, когда шепот этот превратится в слова, которые можно будетразличить.

Тонио смутно чувствовал, что юный тосканец нервничает.Остальным было тоже не по себе, и Тонио буквально кожей ощутил, как по залукружит поток настороженности. Кругом были непроницаемые, мрачные лица южан. Ввоздухе усилился острый запах пота.

Тонио физически почувствовал страх юноши. Страх, смешанный сотчаянной, саморазрушительной гордостью.

— Я не скрещиваю шпаги с каплунами! — чуть ли незавизжал тосканец, и даже внешне невозмутимые южане явно испытали легкий шок.

Странная мысль пришла тогда в голову Тонио. Он увидел,насколько этот юноша глуп, и уверился, что тосканец скорее умрет, чем прилюдноопозорится. При этом Тонио нисколько не сомневался, что убьет его. Никто здесьне владел искусством шпаги лучше, чем он. И, физически ощущая свой рост, свойхолодный гнев, он чувствовал одновременно всю бессмысленность этого поступка.Он не хотел никого убивать. А этот человек наверняка хотел его смерти. Отличнопонимал, что его оскорбление не может не иметь последствий.

Это вызывало у Тонио недоумение и тяготило его. При этоммальчишка предоставлял ему такую возможность! Он почувствовал к нему жалость. Ивсе же, если сомнения будут нарастать, они ослабят его.

Он словно со стороны увидел, как его глаза, сузившись,полыхнули на юного тосканца яростью и как он медленно поднял шпагу.

Тосканец выхватил рапиру. Она со свистом рассекла воздух.Лицо юноши было обезображено страхом и гневом. Тонио немедленно парировал удари нанес противнику удар в шею.

Тосканец выронил клинок и схватился обеими руками за горло.

Комната быстро пришла в движение. Несколько человек кинулиськ Тонио, убеждая его отступить. Другие окружили раненого. Тонио видел, какрубашка юноши пропитывается кровью. Учитель фехтования настойчиво просил всехвыйти и продолжить обсуждение случившегося за дверью.

* * *

Всю дорогу назад до консерватории Тонио вспоминал тенеловкие мгновения, когда молодые люди окружили его, дружески обнимали,пожимали ему руку.