Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков Страница 98

…Оказался Багратион невысок, худ, мускулист. Горбатым носом и сомкнутыми твердыми губами напоминал горца-выкреста, которых Степка немало повидал на Дону, в стольном граде.

Благодарил князь Платова, обнимал, речь приветливая, а глаза жестокие, щупающие. Озадачен князь. Нашептали ему, что нажми поляки сильнее, и перетопли б казаки в речке. Начальник арьергарда недоглядел, подставился.

Багратион за свою жизнь арьергардным начальником побыл сверх меры, все живо представил. И Платов сплоховал, и неприятель на поверку слаб оказался. Но впредь такого в арьергарде терпеть нельзя. Сменить? Без Платова казачки и вовсе от рук отобьются. Наказать? Пристыдить? Было уже… Как бы хуже не стало.

Зная за атаманом слабость и опасаясь, что после всех испытаний впадет Матвей Иванович в запой, решил Багратион его ободрить и на великие деяния подвигнуть. Но как? Наградить равного по чину нельзя. Обещать, что перед царем о награде ходатайствовать будешь, Платов еще и обидится. Впрочем, смотря какая награда… Нашел князь Багратион один ход:

— Был на Дону достойный воин, генерал от кавалерии граф Денисов, надеюсь в недалеком будущем услышать о генерале от кавалерии графе Платове, — и обнял Матвея Ивановича.

В точку попал. С покойным Денисовым, непримиримым врагом, Платов чинами сравнялся, а титула громкого еще не приобрел. Герб опять же… Царь-то наградит, да кто царю подскажет? А вот он, Багратион!..

Поляки, получив по усам, взяли влево, к Минску, а Платов через великую мочь по случившейся дурной погоде собрал вместе рассеянные боями и командировками полки и, разбрасывая присланные из штаба армии прокламации и разрушая мосты, пошел и дальше вслед за армией.

4-го в ночь привез гонец повеление царское явиться Платову в 1-ю армию, где сам царь изволит иметь высочайшее пребывание свое. Вот он, случай!

Отписав Багратиону, «ей и ей же я Вас люблю душевно и почитаю», чтоб тот — не дай Бог! — царю не отсоветовал, запросился Платов в 1-ю армию. «С непременным и истинным почитанием и душевною преданностью был и буду навеки Вашего сиятельства покорнейший слуга…»

Багратион не препятствовал, лишь велел два полка в арьергарде оставить. Рвется Платов в 1-ю армию, и отлично! Заодно и всей 2-й армии путь туда откроет.

По лесным дорогам без воды бросился Платов с полками из арьергарда в авангард сквозь всю растянувшуюся багратионовскую армию на Могилев. От напряжения лошади стали падать. Багратион еще и поторапливал: давай, мол, быстрее, царь ждет.

Вылетели к Могилеву, а там — французы. И Платову и Багратиону путь перекрыли.

Генералы Раевский и Паскевич пошли выбивать французов из Могилева, а Платов переправился вброд через Днепр, попугал засевшего в Могилеве маршала Даву с другой стороны, из-за речки, и, поднимая тучи пыли — из-за нее Даву принял казаков за всю багратионовскую армию и след потерял, — ушел в 1-ю армию к царю и Барклаю-де-Толли.

На подходе готовил Платов «почву» — писал товарищу по несчастью, по ссылке, Алексею Ермолову, который теперь вышел в люди, стал при Барклае начальником штаба. Зная ермоловские настроения, поругивал Барклая, себя же выставлял единственным спасителем в несчастье.

«Я письмо к Вам писал на песке, сидя на коленях, как другу. Прошу довести его до сведения главнокомандующего, он увидит, что мне невозможно было успеть соединиться с первой армией. А теперь уже есть надежда соединиться через два дня, разве он, Барклай-де-Толли, отретируется до Москвы, тогда уже не скоро нагоню.

Боже милостивый, что с русскими армиями делается? Не побиты, а бежим! Одна со страхом отступает, а другую отдаленными дорогами отводят без боя. Спасал я ее три недели удачливо. Прошу Бога, чтобы благословил меня и другую защитить».

19 июля соединились.

На войне новобранец запоминает первый месяц день вдень, а затем чувства притупляются, страх исчезает.

С выходом платовского корпуса к 1-й армии Степка Кисляков к войне привык, да он и не видел ее настоящую, при атаманской канцелярии походной ездил. А чиновников, бывших при канцелярии, занимали и забавляли совсем иные дела.

Во-первых, это были дела донские. Их Платов решил одним махом.

— Где Денисов?

— Лечится на Минеральных Водах.

— Нашел время…

Чтоб не маячил здесь со своими военными талантами, предложил Платов назначить генерал-майора Денисова 6-го наказным атаманом и добился этого назначения. Полетело Денисову на Дон повеление принять Войсковую Канцелярию, собирать полки и слать их под Смоленск.

— Так. С одним делом покончено…

Теперь оставались дела более интересные, «великосветские».

Государь, растерявши друзей молодости и симпатии общества, больше прислушивался к немцам, чем к своим. Снова иноземцы входили в силу, и русская знать, помнившая мрачные бироновские времена, смотрела на чужаков с завистью, недоверием и злобой. «Русская партия» боролась с «немецкой». В штабах служаки-немцы поглядывали на русских с презрением. Позиции не сдавали. Некоторые из «немчуры» совсем глаза намозолили. Генерал-квартирмейстер Толь по самой природе своей был резок, лишен чуткости и такта. Полковник Вольцоген, человек исключительных знаний и выдающегося ума, кроме прочих достоинств имел «склонность к политике», а попросту — неумело интриговал, и неумелые наглые интриги, открытый расчет на известные русские слабости показывали, что русских Вольцоген считает дураками, отчего русские смотрели на него с суеверным страхом, как на злого гения Барклая. И в самом обрусевшем шотландце Барклае прежде всего видели немца. На флангах, на второстепенных направлениях французов били, а главная армия отступала, избегая боев, и это ставили в вину командующему и немцам. Без начальника штаба Ермолова, человека честолюбивого, пылкого и твердого, армия вообще не слушала б барклаевских приказов. Но и Ермолов играл свою игру…

Жаловался Барклай близким людям: «И тот, что должен мне быть правой рукою, происками у дворца ищет моего места, а дабы удобнее того достигнуть, возмущает моих подчиненных. Где он отличился? Только под Прейсиш-Эйлау в полковницком чине. И он хочет командовать армией!..»

Тут Барклай ошибался. Претендовать на командование армией при наличии в ней многих полных генералов и генерал-лейтенантов генерал-майор Ермолов не мог и был в этом отношении совершенно бескорыстен. Имел он разрешение писать напрямую царю, и в письмах этих предлагал поставить командующим Багратиона.

Багратион, старший по службе, справедливо претендовал на командование обеими армиями и, зная, что войска недовольны отступлением, еще на подходе, продираясь сквозь Бобруйские леса, заговорил о наступлении, упрекал 1-ю армию, что бежит без боя, грозил в отставку подать.

Под Смоленском, где армии соединились, борьба вспыхнула с новой силой. Багратион, отставший от Платова всего на один день, явился в ореоле новой славы. Единственный серьезный бой его армии с французами под Салтановкой возносился, как героический прорыв.