Атаман Войска Донского Платов - Андрей Венков Страница 97

В канцелярии списки эти составляли и обсуждали. Степка удивлялся: сам атаманский пасынок, подполковник Кирсанов, к полякам в строй врубился и саблей офицеров по мозгам доставал, а об нем ни слова. Спросил у Шершнева. Шершнев усмехнулся:

— Если за каждую загубленную душу крестик давать или чин, знаешь, сколько б у нас в Войске фельдмаршалов было? — Потом, посерьезнев, объяснил: — Поляков сколько было? А наших? За что ж давать!..

Багратион Платова душевно благодарил и адъютантов поздравил с производством. Впредь просил остеречься, ибо конница от трудов военных устала, но следить за неприятелем внимательно. «Впрочем, я уверен, что вы ничего не упустите, ибо в том общая польза и собственная ваша слава».

А Платов, угадав момент, послал ему тщательно собранные — когда только время нашел? — сведения о новом враге, Дорохове, и заключение сделал: «Я, по долгу моему, как к начальнику доношу: Дорохов не способен на авангардное препоручение. Если он будет и вперед такие затейные и несправедливые штуки строить, будут одни пустые тревоги и войскам движениями изнурения. Предаю вам сие в ваше начальническое рассмотрение, а если угодно будет исследовать, то все, мною донесенное, доказано будет».

Багратион Платова утешил: «В рассуждении Дорохова будьте спокойны, я его милость давно знаю и молотца, я сам не рад, что к нам попался, но поверьте, что я его проучу своим манерам, но скажу вам откровенно, что он весьма хвалил ваших казаков…»

Успокоившись за тыл, Багратион обозы и больных послал на юг, в Мозырь, а сам устремился к Бобруйску и далее — на Могилев. По песку, в нестерпимое пекло, оставляли за собой по 45–50 верст. Не было времени даже кашу варить. Командовали привал, головная колонна сходила с дороги, садилась, но только подтягивался хвост, барабаны уже били поход, и головная начинала строиться. Гнилую красноватую воду пригубливали, морщась, а пить не могли. Офицеры отдали лошадей везти солдатские ранцы, сами по два-три ружья несли.

Одну поблажку дал князь Багратион измученным жарою войскам — разрешил воротники расстегнуть и галстуки снять.

После славного дела под Миром Платов, чувствительный, что о нем думают, пообмяк, успокоился. Первая победа с начала кампании. Чем хуже дела, тем громче о ней трубить будут. Поляков не боялись. Наполеон их возвеличивал. Слухи распускались, что новая польская кавалерия страшна. Но Платов знал, что в кавалерии или всегда бьют или же всегда бывают биты. Все — от первого почина. Почин под Миром остановил хвастовство и наглость поляков. Надеялись, что и впредь так будет.

Прослышав, что у Платова неприятеля бьют и награды получают, съехались к атаману волонтеры адъютанты высокопоставленных особ: от Великого Князя Константина — полковник Шперберг, которого Платов сразу назначил дежурным (если спросят, кто распоряжался, а вот он, адъютант Великого Князя), от Багратиона — князь Гагарин и лейб-егерь Муханов (последний от лихости переодетым к полякам в цепь лазил, через это его свои по ошибке убили), волонтером — немецкий филиппстальский князек, русской службы полковник (его Платов звал «Филипп Стальский»). Сам молодой граф Воронцов, командующий гренадерами, приезжал посмотреть на супостата издали.

Платов, расслабившись в приятной компании, стал попивать. Разговоры вели смелые. Барклай, мол, сам соединяться не хочет, поскольку князь Багратион старше его по службе, и в Пруссии Барклай был у него в подчинении… (Тут Платов обычно встревал: «Он в предпоследнюю Турецкую кампанию у меня в подчинении был». А Государь, отъезжая, Багратиона Барклаю прямым приказом не подчинил, чтоб Багратиона не обидеть. А тому и деваться некуда: войск мало, поражения боится, рвется на соединение, а сам, похоже, не хочет…

Слушая донцов и оглядываясь на пленных, жаловались волонтеры, что всегдашняя предприимчивость Багратиону изменила. Начальник штаба, граф Сен-При, робок и Багратиона таким же сделал. Чего бежим? Обернуться бы да напасть!.. А прихвостень оного Сен-При г-н Жамбар?!.

Наслушавшись их, послал Платов Багратиону приглашение, чтоб приехал, проведал. Как раз Петровка подходила, именины князя. То-то б загудели на радостях!

Багратион отнекивался: «Я бы рад сам быть, но измучен делами… Правда, я именинник, но хлопот полон рот…» Но от Платова просто так не отстанешь. Сам к Багратиону засобирался.

Тут под Несвижем поляки опять арьергард нагнали. Аким Карпов выманил три уланских эскадрона и «дал им чесу». Пленные при опросе объявили, что заняли Несвиж король Вестфальский Жером и польский князь Понятовский с конницей и легкой пехотой. Всю ночь за казаками гнались…

— Ну и как? Догнали? — усмехнулся Платов.

Захотелось новую победу отметить, а узнав про вестфальского короля, Платов как раз анекдот один вспомнил, как Михайло Илларионович Кутузов в Яссах его, Платова, с оным королем сравнил. Рассказал бы, жаль, гусары ушли и Воронцов уехал… Багратиону б рассказать…

Написал Багратиону: «Долгом поставляю Вашему сиятельству донести, что на предприятия неприятельские смотреть нечего, ибо, по-видимому, они занимают нас с намерением единственно для того, чтобы остановить.

Я нынешний день, разделавшись с наступающим неприятелем, непродолжительно вам донесу, и сам один, оставя корпус мой при старшем, поспешу завтра явиться к Вашему сиятельству в Слуцк».

Багратион переполошился: «Рапорт Вашего Превосходительства я получил. Сколь мне было приятно видеть вас здесь, столько же не смею и не желаю, чтобы вы ехали, ибо вы крепко нужны для моего тылу… А сей раз прошу вас оставаться и не ехать ко мне, чтобы без вас худо не было… Прошу вас только одной милости: давать мне часто знать, что важного и не важного случиться».

На ночлег раздосадованный Платов, заботясь о выгоде людей и лошадей, стал у речки, не переходя на другой берег. А утром вскочили — прут поляки нахрапом. Ветер значки треплет [132]. «Бий! Забий!» Митрий Кутейников, чья очередь была сторожить, сдержать не может. Пять верст гнали его до лагеря.

Глянул Платов и приказал броды искать.

— Уходим!..

Речка была глинистая, лошади вязли, и бродов не отыскано. Для переправы оставался один деревянный мостик…

Сбившимся вокруг него полковникам Платов сказал: «Не топиться же нам, ребята!», послал за гусарами, а сам решился драться.

С одним из Иловайских засели они в кустах по обеим сторонам дороги, а когда поляки, по обыкновению, занеслись далеко, до самых мостков, ударили с флангов и устроили всеобщую свалку.

Сеча была жестокой, и сначала не знали, чем она кончится. Неприятеля все ж погнали, но неожиданно напоролись на его главные силы — пехоту и даже артиллерию. Еще один сюрприз!.. Однако к тому времени все пришли в себя, опомнилиоь и, метнувшись назад, речку перешли в неожиданном порядке. А на той стороне, в безопасности, развернули донскую артиллерию и открыли из двенадцати пушек ужасную пальбу.

Князь Багратион, прознав от верных людей, в какую передрягу попал Платов (по рапортам все выходило прекрасно) и каким чудом выпутался, сам приехал в местечко Романово благодарить.