Армадэль. Том 2 - Уилки Коллинз Страница 15

Я писал до сих пор без малейшей нерешительности и замешательства, но, к несчастью, в этом деле есть и серьёзная, и смешная сторона, и я должен неохотно приступить к изложению этого, прежде чем кончу моё письмо.

Я думаю, что вам нельзя позволить говорить о себе так, как о вас говорят теперь, не сделав лично какого-нибудь шага в этом деле. К несчастью, у вас здесь много врагов, и самый главный из них — мой собрат мистер Дарч. Он всем показывает несколько опрометчивое письмо, которое вы написали ему о том, что отдаёте внаймы коттедж майору Мильрою, а не ему; и это помогло настроить всех против вас. Сейчас просто уверяют, что вы позволили себе разузнавать семейные дела мисс Гуильт по самым неблагородным причинам, что вы старались — для собственной своей выгоды — испортить её репутацию и лишить её покровительства майора Мильроя и что, когда вас просили представить доказательства о подозрениях, брошенных вами на репутацию беззащитной женщины, вы сохранили молчание, которое лишило вас уважения всех благородных людей.

Я надеюсь, что бесполезно будет говорить, что я не имею ни малейшей веры этим гнусным слухам, но они слишком распространились для того, чтобы принимать их с презрением. Я убедительно советую вам тотчас возвратиться сюда и принять необходимые меры для защиты вашей репутации вместе со мною, как вашим законным советником. После моего свидания с мисс Гуильт я составил об этой особе своё собственное мнение, которое нет никакой необходимости поверять бумаге. Достаточно сказать здесь, что я могу предложить вам способ заставить умолкнуть злые языки ваших соседей, и за успех этого способа я поручаюсь моей юридической репутацией, если вы только поддержите меня вашим присутствием и вашим авторитетом.

Чтобы ещё более показать вам необходимость возвратиться, я упомяну ещё об одних слухах, касающихся вас и повторяемых всеми. Краснея, говорю вам, что ваше отсутствие приписывается самой низкой причине. Говорят, что вы остаётесь в Лондоне, потому что боитесь показаться в Торп-Эмброзе.

Остаюсь, любезный сэр, ваш преданный слуга

А. Педгифт-стар».

Аллэн был уже в таких летах, что не мог не почувствовать упрёк, содержавшийся в последней фразе письма стряпчего. Он вскочил в приступе гнева, раскрывшем Педгифту-младшему черты его характера совершенно в новом свете.

— Где расписание? — закричал Аллэн. — Я со следующим же поездом должен вернуться в Торп-Эмброз! Если нет поезда сейчас, я возьму экстренный. Я должен и хочу ехать сейчас и не посмотрю на издержки.

— Не послать ли нам телеграмму моему отцу, сэр? — посоветовал благоразумный Педгифт. — Это будет самый быстрый и самый дешёвый способ выразить ваши чувства.

— Согласен, — сказал Аллэн. — Благодарю, что вы напомнили мне об этом. Телеграфируйте! Напишите вашему отцу, чтобы он от моего имени уличал во лжи каждого человека в Торп-Эмброзе. Напишите это прописными буквами, Педгифт, напишите прописными буквами!

Педгифт улыбнулся и покачал головой. Если он не знал всех свойств человеческой натуры, то он хорошо знал её своеобразие у обывателей в провинциальных городах.

— Это не произведёт на них ни малейшего действия, мистер Армадэль, — спокойно заметил он. — Они только станут лгать больше прежнего. Если вы желаете перевернуть вверх дном целый город, это сделает одна строчка за пять шиллингов при помощи электрического тока и человеческого ума: мы бросим по телеграфу бомбу в Торп-Эмброз!

Он написал свою «бомбу» на бумажке:

«Педгифт-младший Педгифту-старшему. Разгласите по всему городу, что мистер Армадэль едет следующим поездом».

— Побольше слов, — сказал Аллэн, смотря через его плечо. — Употребите более сильные выражения.

— Предоставим это моему отцу, сэр, — возразил благоразумный Педгифт. — Отец мой там на месте, ему виднее, а красноречие его можно назвать необыкновенным.

Он позвонил в колокольчик и приказал слуге отправить телеграмму. Теперь, когда кое-что было сделано, Аллэн потихоньку успокоился. Он снова просмотрел письмо Педгифта и вернул его Педгифту-младшему.

— Можете вы по письму угадать план вашего отца оправдать меня в глазах моих соседей? — спросил он.

Педгифт-младший, внимательно прочитав его, покачал своей умной головой.

— Его план, кажется, имеет некоторое отношение, сэр, к его мнению о мисс Гуильт.

— Желал бы я знать, что он думает о ней? — сказал Аллэн.

— Я не стану удивляться, мистер Армадэль, — отвечал Педгифт-младший, — если его мнение изумит вас, когда вы его услышите. Отец мой имеет большой опыт в знании негативных, тёмных сторон женской натуры. Ведь он учился своей профессии в уголовном суде.

Аллэн не расспрашивал более. Ему, видимо, не хотелось продолжать этот разговор, хотя он сам его начал.

— Займёмся чем-нибудь, чтобы убить время, — сказал он. — Соберём вещи и заплатим по счёту.

Они уложились и заплатили, отправились на вокзал. Наконец поезд в Норфольк отправился.

Пока путешественники возвращались, телеграмма, подлиннее аллэновой, летела мимо них по проводам в обратном направлении — из Торп-Эмброза в Лондон. Телеграмма была в цифрах и могла быть расшифрована таким образом:

«От Лидии Гуильт к Марии Ольдершо — приятное известие! Он возвращается; я намерена иметь с ним свидание. Все, кажется, хорошо. Теперь, когда я оставила коттедж, мне нечего опасаться пытливых женских глаз, и я могу ходить, куда мне угодно; к счастью, мистера Мидуинтера здесь нет. Я ещё не отчаиваюсь сделаться миссис Армадэль. Что бы ни случилось, будьте уверены, что я не поеду в Лондон, пока не удостоверюсь, что шпионы не последуют за мною до вашего дома. Я не тороплюсь оставить Торп-Эмброз, я намерена даже прежде видеться с мисс Мильрой».

Вскоре после того как эта телеграмма была получена в Лондоне, Аллэн вернулся домой. Был вечер. Педгифт-младший только что оставил его, а Педгифт-старший должен был приехать по этому делу через полчаса.

После совещания с сыном Педгифт-старший один отправился на свидание с Аллэном в его дом.

Кроме разницы в летах, сын был таким верным отражением внешности и характера отца, что знакомство с одним Педгифтом было почти равнозначно знакомству с обоими. Увеличьте несколько рост и полноту Педгифта-младшего, прибавьте смелости к его юмору, спокойствие и основательность к его самоуверенности — и наружность и характер Педгифта-старшего предстанут пред вами.

Стряпчий поехал в Торп-Эмброз в своём собственном щегольском гиге [2], запряжённом его знаменитой быстроногой лошадью, которым имел привычку сам править. Нужно отметить, что в манере одеваться он и сын имели иногда некоторые различия. Отец в своей одежде любил спортивные фасоны. Суконные панталоны Педгифта-старшего узко обтягивали его ноги; сапоги и в сухую, и в дождливую погоду имели одинаково толстую подошву; карманы сюртука закрывали ему бедра, а любимый летний галстук из светлой кисеи с крапинками был завязан щегольским маленьким бантом. Он употреблял табак, как и сын, но в иных целях. Молодой человек курил, а старший нюхал, и близкие его друзья примечали, что он всегда держал свою «щепотку» между табакеркой и носом, когда собирался завершить хорошее дельце или сказать острое словцо. Дипломатическое искусство занимает важное место в деятельности всех людей, имевших успех в юриспруденции. Дипломатия мистера Педгифта была одна и та же за всю его карьеру, при каждом случае, когда он видел, что его искусство в убеждении требовалось при свидании с другим человеком. Он непременно приберегал самый сильный аргумент или самое смелое предложение к концу и непременно вспоминал его у дверей (когда уже простился), как будто это было чисто случайное соображение, только в эту минуту пришедшее ему в голову. Его друзья, знавшие по опыту этот способ действия, назвали его в шутку «постскриптум Педгифта». Немногие в Торп-Эмброзе не знали, что значило, когда стряпчий вдруг останавливался у открытой двери, тихо возвращался к своему стулу, держа щепотку табаку между табакеркой и носом и говоря: «Кстати, вот что пришло мне в голову», и тотчас же решал вопрос, который казался неразрешимым за минуту перед тем.