Армадэль. Том 2 - Уилки Коллинз Страница 14

Ваш покорный слуга.

Дэвид Мильрой».

То утро, в которое его клиент получил письмо майора, было помечено самым чёрным цветом в календаре Педгифта. Когда первый гнев Аллэна, вызванный презрительным тоном, которым его друг и сосед произнёс над ним приговор, утих, он впал в уныние. Из этого состояния не могли вывести Аллэна в этот день никакие усилия его спутника. Весьма естественно, вспоминая теперь, когда приговор изгнания был произнесён, свои прежние отношения с коттеджем, мысленно возвратился он и к Нили с большим сожалением и с большим раскаянием, чем до сих пор.

«Если бы она выгнала меня, а не её отец, — с горечью размышлял Аллэн, обращаясь теперь к прошлому, — я ни слова не сказал бы против этого, я чувствовал бы, что это мне поделом».

На следующий день пришло другое письмо — письмо, приятное на этот раз, от мистера Брока. Аллэн написал в Сомерсетшир несколько дней тому назад о том, чтобы приготовили его яхту. Письмо это ректор нашёл занятным. Как он простодушно полагал, это было своего рода защитой его бывшего ученика от женщины, за которой он наблюдал в Лондоне и которая, как он считал, последовала за ним в его собственный дом. Действуя по приказаниям, присылаемым ей, горничная миссис Ольдершо окончательно мистифицировала Брока. Она развеяла беспокойство ректора, дав ему письменное обязательство (от имени мисс Гуильт) никогда не обращаться к мистеру Армадэлю ни лично, ни письменно! Твёрдо убеждённый, что он наконец одержал победу, бедный Брок весело отвечал на письма Аллэна, выражая удивление тем, что он оставляет Торп-Эмброз. Ректор обещал, что яхта будет готова и что в пасторате Аллэна встретят самым радушным образом.

Это письмо исключительно оживило Аллэна. Оно вызвало у него новый интерес к поездке, совершенно не относившийся к прошлой жизни в Норфольке, Аллэн начал считать Дни, оставшиеся до возвращения из путешествия своего Друга. Был вторник. Если Мидуинтер вернётся, как обещал, через две недели, то в субботу он будет в Торп-Эмброзе. Записка, посланная Мидуинтеру туда, приглашала его приехать в Лондон в тот же день. И если всё пойдёт хорошо, ещё до конца следующей недели они смогут вместе кататься на яхте.

На другой день, к радости Аллэна, не было никаких писем. Весёлость Педгифта одновременно увеличивалась с весёлостью его клиента. К полудню он отдал приказания слуге подать обед ещё великолепнее прежних.

Наступил четверг, и почтальон принёс ещё одно письмо из Норфолька. На сцену выступил корреспондент, ещё не появлявшийся на ней, и тотчас же рухнули все планы Аллэна относительно поездки в Сомерсетшир.

В это утро Педгифт-младший первый пришёл к завтраку. Когда появился Аллэн, он, как стряпчий, вернулся к официальному общению и подал своему клиенту письмо молча и с поклоном.

— Это мне? — спросил Аллэн, инстинктивно боясь нового корреспондента.

— Вам, сэр, от моего отца, — отвечал Педгифт. — Было вложено в моём письме. Может быть, вы позволите мне предупредить вас, что известие не совсем приятное и что нам понадобится сегодня особенно хороший обед; и если только сегодня не дают какую-нибудь новую немецкую пьесу, мне кажется, мы сделаем хорошо, если как меломаны закончим вечер в опере.

— Что-нибудь не ладится в Торп-Эмброзе? — спросил Аллэн.

— Да, мистер Армадэль, что-то не ладится.

Аллэн покорно сел и распечатал письмо.

«Большая улица, Торп-Эмброз, 17 июля 1851.

(Секретное.)

Милостивый государь!

Чувство долга заставляет меня не оставлять вас далее в неведении относительно слухов, распространившихся здесь, в городе и в окрестностях, и, я с сожалением должен сказать, касающихся вас.

В первый раз это неприятное известие дошло до меня в прошлый понедельник. В городе говорили громко, что у майора Мильроя вышла какая-то неприятность с новой гувернанткой и что в этом замешан мистер Армадэль. Я не обратил на это внимания, относя к тем сплетням, которые беспрерывно распускаются здесь и необходимы здешнему почтенному народу, как воздух, которым он дышит.

Во вторник, однако, дело предстало в новом свете. Самые интересные подробности происшедшего повторялись лицами, заслуживающими доверия. В среду окрестное дворянство приняло участие в обсуждении этого дела и единогласно разделило домыслы сплетников города. Сегодня общественное мнение возбуждено до крайней степени, и я вынужден сообщить вам, что случилось.

Начну сначала. Уверяют, что на прошлой неделе была переписка между майором Мильроем и вами. В этой переписке вы имели очень серьёзные подозрения к репутации мисс Гуильт, не выдвинув конкретного обвинения и не представив доказательств, когда к вам обратились за ними. Вследствие этого майор счёл своей обязанностью, уверяя гувернантку в своём твёрдом убеждении в её порядочности, уведомить её о том, что случилось. Сделал он это для того, чтобы гувернантка не имела причины жаловаться, что он скрыл от неё дело, задевавшее её репутацию. Это было очень великодушно со стороны майора, но вы сейчас увидите, что мисс Гуильт была ещё великодушнее. Выразив свою признательность самым благопристойным образом, она попросила позволения оставить место гувернантки у майора Мильроя.

Относительно причины, побудившей гувернантку на этот шаг, ходят различные слухи. Самое правдоподобное объяснение, разделяемое местным дворянством, заключается в том, будто мисс Гуильт сказала, что она не может унизить себя до того — из уважения к самой себе и из уважения к её достойной поручительнице, — чтобы защищать свою репутацию против неопределённых обвинений, брошенных на неё человеком практически чужим. В то же время она не может придерживаться такого образа действий, если не будет пользоваться полной свободой в своих поступках, которые несовместимы с зависимым положением гувернантки. По этой причине она обязана оставить своё место. Но, делая это, она также решилась не подать повода перетолковать в дурную сторону причины её поступка, оставляя эти окрестности. Не обращая внимания на неудобство собственно для себя, она хочет остаться в Торп-Эмброзе, чтобы подождать более определённых обвинений и публично опровергнуть их, как только они примут конкретную форму.

Вот какую позицию заняла эта великодушная особа, произведя прекрасный эффект на здешнее общественное мнение. Очевидно, у неё есть интерес по какой-то причине оставить своё место, но не оставлять этих окрестностей. В прошлый понедельник она поселилась в дешёвой квартире в предместье города. В тот же день, вероятно, она написала к своей поручительнице, потому что вчера майор Мильрой получил от этой дамы письмо, исполненное добродетельного негодования и требовавшее подробного разбирательства. Письмо это было показано публично и чрезвычайно подкрепило положение мисс Гуильт. Она теперь считается настоящей героиней. Торп-Эмброзский «Меркурий» поместил о ней передовую статью и сравнивает её с Жанной д'Арк. Считают вероятным, что о ней будет упоминаться в проповеди в следующее воскресенье. У нас в городе проживают пять незамужних дам, и все пятеро были у неё. Теперь все заботятся о том, чтобы доставить ей уроки музыки. Наконец, я имел честь принять с визитом эту особу в качестве притеснённой жертвы; она явилась сказать мне самым кротким тоном, что не осуждает мистера Армадэля и что считает его невинным орудием в руках других, очень злых людей. Я был весьма осторожен с нею, потому что не совсем верю мисс Гуильт и имею свои причины — причины стряпчего относительно причин, которые управляют её настоящими поступками.