Город Ильеус - Жоржи Амаду Страница 23

В Итабуне Антонио Витор в первый раз в жизни почувствовал, что ему очень не хватает хорошего осла. Ну, у какого же помещика или даже просто владельца маленькой плантации нет осла, на котором он мог бы съездить в Итабуну и обратно? Обязательно надо купить осла, думал Антонио: ведь он теперь тоже владелец плантации, а когда-нибудь станет настоящим помещиком. А пока что он шёл пешком шесть миль до своего дома, шлепая босыми ногами по грязи и неся в руках сапоги; он придет только к ночи, когда керосиновая лампа уже осветит своим красноватым светом внутренность глинобитного дома…

Раймунда не только не выразила никакой радости при виде подарков, но целую неделю ворчала на мужа за то, что он зря деньги тратит, когда нужно ещё столько сделать для того, чтобы наладить работу на плантации. Нужны резаки, чтоб срезать плоды какао, — в будущем году урожай обещает быть не меньше семидесяти арроб. Нужно корыто для мякоти какао — нельзя же больше выжимать сок в бидоны из-под керосина!.. Раймунда ворчала: зряшные траты. К чему ей шелк? Туфли даже и не влезали на её широкую ногу с растопыренными пальцами. Единственное, что её не рассердило, так это одеяльце для сына. Только это её обрадовало, только за это она была благодарна от всей души.

Но такова уж была Раймунда, неразговорчивая, сердитая, с вечно нахмуренным лицом, не любила она никаких развлечений, редко ходила на вечеринки, устраиваемые время от времени в домах батраков и мелких землевладельцев по соседству. Там танцевали под гармонику или гитару, а Раймунда, если и приходила, то не танцевала, а сидела в углу, жалуясь, что туфли жмут невозможно, и в конце концов тут же при всех снимала их. Впрочем, эти вечеринки, на которые женщины приходили в туфлях, с накрашенными щеками и лентами в курчавых волосах, обыкновенно кончались тем, что все плясали босиком, — ноги этих людей не выносили обуви. В этом отношении Раймунда не была исключением. Но, в отличие от других женщин, она ненавидела танцы и резко отказывала кавалерам, за что на неё очень обижались, так как женщин бывало обычно очень мало, а мужчинам ужасно хотелось танцевать. Женщины говорили о Раймунде:

— Она всегда была с норовом… Ещё когда жила у Бадаро…

Но дело было не в норове. Просто не любила она этого — и всё тут. Любила она землю, любила обрабатывать её, сажать деревья, собирать плоды, рождённые землёй. В этом она не уступала мужчине. Собирать и разрезать плоды какао, давить их ногами, приплясывая на баркасе в солнечные дни, выжимать липкий сок в корыте — всё это она умела делать не хуже лучшего работника любой фазенды. И там, среди какаовых деревьев, работая без устали день и ночь, вставая с рассветом и засыпая крепким тяжёлым сном, когда наступала ночь, она чувствовала себя счастливой. Капитан Жоан Магальяэс часто говорил, что Антонио Витор обязан своим теперешним положением Раймунде. Антонио Витор и сам так думал, он очень уважал жену и считался с её мнением. Так было и тогда, когда он решил построить новый дом. Раймунда была против, и её мнение одержало верх: они купили ещё кусочек земли и посадили ещё какао. В то время родилась у них дочка — Роза, маленькая мулатка с весёлым лицом, вся в отца.

Сын был в мать. Ещё в раннем детстве он поражал своим сходством с нею. То же замкнутое, решительное лицо, тот же упрямый нрав, то же вечное ворчанье, за которым скрывалась большая сердечная доброта. В тринадцать лет он сбежал из дому и нанялся работать на плантацию в другой местности. Но он пробыл там недолго: отправился в Ильеус, нанялся на склад шить мешки, потом ушёл оттуда и поступил помощником шофера, научился управлять автомобилем и чинить мотор, в один прекрасный день уплыл матросом на корабле, два года ничего не давал о себе знать (говорят, он сидел в тюрьме), а потом вновь появился в Ильеусе и поступил шофером автобуса, где работал по сей день. Антонио Витор не ладил с сыном, стоило им оказаться вместе, как они тотчас же ссорились, отцу казалось, что сын им командует. Жоаким знал многое, о чём Антонио Витор не имел ни малейшего представления, водился с подозрительными людьми, как-то раз Карлос Зуде сказал об этом Антонио. Отец не понимал сына, который говорил так складно, хотел, чтоб отец больше платил нескольким работникам, помогавшим на плантации, утверждал, что он грабит их. Когда Жоаким сказал это как-то раз за ужином (он приехал в тот день навестить родителей), Антонио Витор ударил его по лицу так сильно, что у парня кровь изо рта потекла.

— Ты назвал меня вором, щенок…

Жоаким вскочил, Раймунда вытерла ему кровь, стекавшую из разбитой губы, и проводила до шоссе. Она ничего не сказала мужу, но это была первая ночь, когда Антонио видел, что жена не может уснуть. Она с ума сходила по сыну, они без слов понимали друг друга, любили подолгу молча сидеть рядом, им было хорошо вдвоем. Антонио Витор любил поговорить и с большой нежностью относился к дочке; она была болтушка, как он, всех в округе знала и со всеми дружила, ни одной вечеринки не пропустила, ей нравилось плясать, наряжаться, она носила розу в волосах, пришивала бантики и ленточки к своим ситцевым платьям, на пальце у неё блестело колечко с фальшивым камнем. Она уже свела знакомство с бродячими торговцами и покупала у них всякую мишуру.

Отношения между отцом и сыном испортились, в сущности, из-за того, что Антонио не мог простить Жоакиму его равнодушие к их земле, к плантации. Антонио Витор не понимал, как это мог Жоаким уехать, жить в городе, плавать матросом на судах, водить грузовики и автобусы, вместо того чтобы помогать отцу обрабатывать их клочок земли. Антонио были нужны рабочие руки, и если бы Жоаким остался дома, не пришлось бы платить лишнему работнику. Антонио Витор не понимал: как это можно не интересоваться собственной землёй? Это очень огорчало его в сыне. Как у Жоакима хватило сил уехать, если у отца есть собственный кусок земли? Что у него было на уме? Ничего хорошего, это ясно, даже Карлос Зуде говорил, что Жоаким водится с подозрительными людьми, смотреть, сказал, надо за сыном. А дерзкий мальчишка уверяет, что он, Антонио Витор, отец, которого Жоаким уважать должен, мало платит работникам, эксплуатирует их, грабит… Такая дерзость стоит пощечины, что ж, пощечину он от отца и получил. Антонио Витор платил как все. Он нанимал всего несколько человек, помогать при сборе урожая. Фирмо тоже его не забывал в трудный момент, как, впрочем, и он Фирмо. Крупные помещики не нуждались в помощи соседей. На их плантациях работало много людей не только во время уборки урожая, но и в остальные месяцы, когда надо было подрезать ветки на деревьях, расчищать землю, строить новые баркасы. Антонио Витор в перерыве между сборами урожая отпускал своих батраков. Платил им и отпускал до нового сезона. А Жоаким говорит, что он их грабит… У него даже своей лавки для работников не было, как у крупных помещиков. Вот в лавке, там действительно грабят людей, продают самое необходимое по ценам просто невероятным. Конечно, Антонио Витор тоже мог бы открыть маленькую лавочку у себя в усадьбе и продавать там продукты восьми батракам, которых нанимал на время уборки урожая. Тогда бы пришлось платить каждому меньше… Гораздо дешевле было бы… Но на это не было денег, ему едва удавалось заплатить в срок людям. На подрезку деревьев и на питание уходил весь годовой доход. Кроме того, он уже давно занялся посадкой новых деревьев, на что приходилось употреблять часть дохода с урожая, приносимого старыми. Всё, что он выручал за год, съедал этот кусок земли. Его деньги, с таким трудом нажитые, превращались в деревца какао. Его плантация… С какой гордостью произносил он эти слова.