Вечный странник, или Падение Константинополя - Льюис Уоллес Страница 6

Снаружи, в обширном помещении, он снова задержался, чтобы привести в порядок стену. Начиная с неприметного ключа, пронумерованные им камни один за другим были подняты и установлены на свои места. Затем были собраны пригоршни пыли, которыми засыпали узкие щели так, что они сделались незаметными. Последней заботой было — привести в порядок саркофаг; когда и это сделали, проход, ведущий к подлинному царскому склепу, снова был надежно спрятан.

— Тому, кто придет следом — рано он придет или поздно, — понадобится более чем зоркий глаз, если он пожелает аудиенции у Хирама, моего царственного друга из Тира, — сказал искатель приключений в своей задумчивой манере, шаря при этом в складках плаща в поисках карты — такой необходимой в одиночестве на корабле.

Свиток, изумруд и меч также были надежно упрятаны. Сделав знак рабам оставаться на месте, он медленно двинулся через помещение и с помощью своей лампы обследовал там проем такой ширины и высоты, что намекал скорее на ворота, чем на двери.

— Это хорошо, — сказал он, улыбаясь. — Охотник за добычей в будущем, как и прежде, предпочтет этот путь всякому другому.

Замечание было весьма проницательным. Возможно, ничто так не содействовало долгому сокрытию галереи, только что открытой во второй раз за тысячу лет, как высота проема с его приглашением внутрь помещений, пребывающих сейчас в мятежном беспорядке.

Вернувшись к своим работникам, он взял нож с пояса одного из них и сделал в кожаном бурдюке надрез достаточного размера, чтобы поместить туда драгоценные камни. Вместилище оказалось просторным и приняло их, хотя потеряло при этом немалое количество воды. Разобравшись с этой частью добычи наилучшим образом, как с точки зрения переноски, так и сокрытия ее, он помог негру надежно пристроить мешок на плече и без дальнейшего промедления повел их из помещения в обширный коридор, где светильники были погашены.

Сладостно-чистый воздух, как легко себе представить, принес радость всем. Пока работники стояли, жадно вдыхая его полной грудью, хозяин изучил положение звезд и увидел, что ночь почти на исходе, но если поспешить, то берегом можно вовремя добраться на корабль.

Продолжая следовать своему правилу — по возможности держать в тайне дорогу к гробнице, — он подождал, пока его люди заложат вход, как прежде, камнями, принесенными с берега. Последний тщательный обзор скалы снаружи, насколько позволял лунный свет, убедил его, что сокровища скрыты надежно и могут покоиться рядом со своим древним владельцем еще тысячу лет — если не бесконечно; после чего, поздравляя себя с успехом, он спустился со скалы к месту бивуака и оттуда своевременно и без всяких приключений прибыл к месту высадки. Там негр, зайдя в воду подальше от берега, выбросил в море инструменты.

В назначенное время подошла галера со стороны города и, подгоняемая веслами, двинулась обратно в северном направлении.

Негр расстелил тюфяк на палубе, принес хлеб, инжир из Смирны и вино с Принкипо, и все четверо с аппетитом принялись за еду и питье.

Потом послали за шкипером.

— Вы все отлично исполнили, друг мой, — сказал ему господин. — Теперь не жалейте парусов и весел, но доберитесь до Византия, не заходя в попутные порты. Я увеличу вам плату пропорционально тому, насколько вы сократите наше время в пути. Позаботьтесь об этом — и поторапливайтесь.

После этого рабы по очереди несли вахту, пока он спал. И хотя матросы часто сновали по палубе, ни один из них не обратил внимания ни на засаленный мех для воды, небрежно брошенный у подушки хозяина, ни на поношенную накидку негра, служившую оберткой для свитка, изумруда и меча, некогда принадлежавшего царю Соломону.

Путь галеры от безымянного залива вблизи Сидона продолжался без остановок и даже без встречного ветра. Неизменно голубое небо над палубой и голубое море внизу. В дневные часы пассажир время от времени прерывал свою ходьбу по выцветшим доскам палубы и, опершись рукой о планшир, разглядывал какой-нибудь из береговых ориентиров, которыми изобилует Эгейское море: островок здесь, высокий мыс континента там, быть может, даже саму вершину Олимпа, смутно различимую в голубой дали. Поведение путешественника в такие минуты говорило о том, что он далеко не новичок в подобных странствиях. Он посматривал на ориентиры подобно тому, как современный бизнесмен бросает взгляд на циферблат часов, когда поджимает время, и тут же возобновлял прогулку. Ночью он спал вполне крепко. Из Дарданелл в Геллеспонт, а там и Мраморное море. Капитан хотел было держаться вдоль берега, но пассажир распорядился плыть в открытом море.

— Погода ничем не грозит, — сказал он, — а нам надо поберечь время.

После полудня они увидели две огромные скалы: Оксию и Плати. Одна была безводная и голая, как серое яйцо, конусообразная, словно искаженная пирамида; другая — с плоской вершиной, вся в зелени и деревьях. На картах эти скалы обозначены как самая западная группа Принцевых островов.

Надо сказать, госпожа Природа временами тупа, а временами причудлива и непостижима. Кто-нибудь, глядя на острова этой группы из мягко покачивающейся на волнах лодочки во время короткой морской прогулки, вообразит, что природа предназначила их для летнего приюта. Но эти два острова — Оксия и Плати — особые острова: на них холодно зимой, они раскаляются в жаркие месяцы — для чего же они нужны? Не важно — применение им нашлось, и вполне подходящее применение. Отшельники в поисках суровейших, мрачнейших мест выбрали Оксию и, выдолбив ямы и пещеры на ее склонах, делили пристанища, с таким трудом завоеванные, с бакланами — самыми прожорливыми птицами на свете. Со временем близ вершины острова появился грубо выстроенный монастырь. А соседний остров Плати был превращен в Геенну для преступников, в ямах и подземельях которой целые жизни проходили в слезах и стенаниях об утраченной свободе. На одном острове слезы и проклятия — на другом острове слезы и молитвы.

На закате солнца галера усердно работала веслами между Оксией и европейским берегом — приблизительно там, где сейчас находится Сан-Стефано. Уже виднелся купол Святой Софии, за ним, на северо-западе, высилась Галатская башня.

— Дома — при свете лампы, благословенна Пресвятая Дева! — набожно говорили друг другу матросы.

Но не тут-то было! Господин пассажир послал за шкипером:

— Мне не хочется входить в гавань раньше утра. Такая чудесная ночь! Я хочу пройтись на малой лодке. Когда-то я занимался греблей и до сих пор неравнодушен к веслам. Вы побудьте где-нибудь поблизости. Повесьте два фонаря на мачту, чтобы я узнал ваше судно, когда захочу вернуться. А сейчас спускайте лодку.

Шкипер подивился странному вкусу своего пассажира, однако сделал, как ему было велено. Вскоре ялик — если позволите столь фамильярное название — отплыл с негром и его господином, причем последний сидел на веслах.

Для предстоящей экскурсии в маленькое суденышко спустили бурдюк, до половины заполненный водой, и принадлежащую чернокожему кожаную накидку. Лодка двинулась в сторону Принкипо, главного острова в этой группе, и растворилась в ночи.