Я за тебя умру - Фрэнсис Скотт Фицджеральд Страница 65

— Извините, — задыхаясь, сказала она. — Прошу…

Это был Ван Камп. Она рысила рядом с ним смущенно, улыбаясь в ответ на его улыбку.

— Вы роскошно играли, — проговорила она сквозь одышку, — а за мной гонятся, страшный человек. Вы проводите меня до такси… На самом деле я не пьяная, но он разбил мне сердце, и симптомы почти такие же.

Они торопливо вошли в мраморную усыпальницу Центрального вокзала.

— Разве его нельзя вернуть? — Вопрос был задан наполовину серьезно, но она его игнорировала.

— Бедное ваше лицо! Вы правда были великолепны. Я была с мужчиной из Гарварда, он просто подавлен. Нет, я не буду пытаться его вернуть. Сначала думала, что буду, но в последнюю минуту решила, что нет.

Они вышли к стоянке такси. Он ехал на север города — можно ее подвезти?

— Да, пожалуйста!

В такси они смотрели друг на друга при свете первых фонарей, мелькавших за окном. Ван Камп был голубоглаз, сделан из кованого железа и окрашен бледным золотом. Он стеснялся и в этом смысле был неловок, но, совершенно точно, в жизни не сделал ни одного неуклюжего движения.

И, видя это, Кики, внезапно провалившаяся в вакуум, немедленно сделалась девушкой в его вкусе. Она была с ним наедине и не имела никаких планов, кроме тех, что родятся у них вместе. У него было назначено свидание, но через несколько минут оказалось, что с ним можно не спешить… и раньше, чем они заказали ужин, она уже называла его Рипом.

— Я чуть не поступил в Гарвард, — сказал он ей. — Одно время я думал стать профессиональным футболистом, но решил получить образование.

— Сколько они вам платят?

— Платят? Мне ничего не платят.

— Я думала, идея была такая.

— Хорошо бы, если б так. Некоторые знакомые ребята в колледже на Западе получают сотню в месяц. А мне только дали заем. Ну, питаюсь, конечно, с командой, но приходится и работать — у меня несколько работ по кампусу.

— Это неправильно, — сказала она, — вам должны платить. На вас специально приходит публика. Вы представляете ценность, которую можно продавать, как, например… например…

— Как, например, мозги. Договаривайте. Иногда сам удивляюсь, зачем поступил в колледж.

— Все равно, они вам должны платить за то, что вы там остаетесь.

— Может быть, посоветуете им это?

Каждые несколько минут толчком возвращалась мысль об Алексе Консидайне: сожалеет ли он сейчас, почему он ее не любит — сделала она что-то не так, или сама какая-то не такая, или там есть другая девушка. Но каждый раз она очень пристально смотрела на Юберта Г. («Рипа») Ван Кампа, вес 159, рост 5′ 11″», и думала, что нет никого на свете красивее.

Они пошли танцевать, и, когда оркестр играл «Ушла» и «Потерял», ей было страшно и пусто внутри, потому что последний месяц она танцевала под эту музыку с Консидайном, но когда заиграли «Goody-Goody», все стало хорошо, потому что танцевать с Ван Кампом было непривычно и приятно совсем по-другому. Потом в такси она целовала его, крепко, почти забывшись, и столько, сколько он хотел. Всю положенную роль она сыграла, и через несколько часов он превратился в странный расплывчатый образ кого-то близкого: не чужого, но и не совсем друга.

II

На следующий день в четыре часа он пришел к Кики и был смущен великолепием дома.

— Как думаешь, что я весь день делала? — спросила она. — Читала газеты — спортивный раздел. Это ты видел?

Давид был на линии. А против был не один Голиаф, а семь. Вот что рассказывают сегодня в Нью-Хейвене после матча Йель−Гарвард, одного из самых напряженных за всю шестидесятилетнюю историю. Гард, весящий 159 фунтов, затмил всех звезд…

— Это не обо мне, — весело сказал он. — Я весил сто пятьдесят семь. И не будем больше об этом. Я пришел увидеть тебя… все утро пришлось объяснять, где я был прошлой ночью.

…У него, должно быть, много девушек, подумала она. А вслух сказала:

— Я вот думаю о том, про что мы говорили вчера за ужином. Это нелепость, что тебе не платят за твое мастерство.

— Есть я там или нет, стадион все равно был бы полон — как-то же обходились без меня шестьдесят лет.

— Полон, да, на важных играх — но не на каждой игре. Уверена, что ты зарабатываешь для них тысячи лишних долларов.

— Нет, нет, я всего лишь один человек из одиннадцати.

— В газетах пишут, что ты один стоишь целой команды.

И вдруг в глазах Кики телесная оболочка Рипа стала тускнеть, буквально растворяться в глубокой перспективе. И она осталась одна, наедине с Консидайном, вошедшим в комнату.

На мгновение она оцепенела и оказалась настолько во власти самых глубинных инстинктов, что, если бы он подошел, она встала бы и упала к нему в объятия, как оглушенный боксер. Но последствия вчерашнего дня сыграли свою роль: он был в отчаянии, взвинчен и еще менее, чем Кики, способен совладать с ситуацией. Не заметив облегчения, засветившегося в ее глазах, он стал говорить слова, и каждое его слово кирпичом ложилось в стену между ними.

— …мне надо было увидеться с тобой на минуту… это была такая глупость… до того, как уеду в Грецию… объяснить, почему я повел себя так дико…

И пока он стоял перед ней, запинаясь, ничего не видя, глаза у Кики гасли и снова наполнялись обидой, памятью об унижении. Когда он посмотрел на нее, она была холодна и жестка — так же как ее голос.

— Это мистер Ван Камп… Прости, я сейчас не могу с тобой говорить… Нам обсуждать нечего, Алекс. Прошу меня извинить.

Он изумленно посмотрел на Ван Кампа, присутствие которого только что заметил. Затем, осознав с опозданием, что дело сейчас не в словах, а в избавлении от того, что было сказано ранее, он пошел к ней — и она так же быстро отступила, словно ей было отвратительно его приближение. Даже Рип слегка ощетинился. Алекс остановился, опустил протянутые руки.

— Я тебе напишу, — прошептал он. — Это все такая дикая ошибка.

— Была, возможно, — сказала она. — Пожалуйста, уйди.

Он ушел, и минуту, в оглушительных раскатах его громового отсутствия она глядела на дверь, думая, что он вернулся, что он не мог разлюбить ее, что она могла бы все забыть в его объятьях. Дрожь сотрясла все ее тело — потом она повернулась к Рипу и ответила на его вопрос:

— Да, это был он.

— Кажется, он страшно огорчен.

— Не будем о нем. Я его больше не знаю. Подойди, Рип.

— Здесь?

— Не обнимай. Просто сядь, чтобы я могла смотреть на тебя.

Так задыхающийся идет к окну, чтобы глотнуть воздуха. С мрачным удовольствием представляя себе, как это не понравилось бы Алексу, она сказала:

— Рип, в Голливуде десятки людей твоего возраста и вдвое худшей внешности зарабатывают уйму денег.