Песня цветов аконита - Светлана Дильдина Страница 11

"Мирэ будет выслана в место под названием Соленый Ключ, глухую деревушку на северной границе. Там живет уже несколько подобных ей женщин. За ними строго присматривают. Вряд ли ей суждено вернуться оттуда. Я разрешила ей взять с собой только двух служанок и немного денег. Если служанки умрут, других Мирэ там не найдет. Сегодня мои дамы восхваляли мою справедливость. Противно. Они-то невзлюбили Мирэ с самого начала.

А Мирэ только сказала, что теперь окончательно уверилась в правильности учения Той. Пожалуйста… Пусть несет свою истину горным воронам на севере.

Лучше бы я родилась в доме военного невысокого чина — говорят, они сильнее любят своих родных. Тогда я писала бы стихи и новеллы, гуляла в сумерках в садике с белой кошкой и не знала забот".

Мирэ увезли с Островка. Она одета была одета в зеленое, издалека выглядела ярким веселым камешком — кусочком малахита. Лица ее почти никто не видел.

Юини, молодой офицер, получил от Хали пропуск и большой ящик темного дерева — вместе с приказом следовать за теми, кто везет Мирэ. Хали не сомневалась — его не заметят, и в глухой деревушке он передаст посылку в руки Мирэ. Он с обожанием глядел на высокую девушку с холодным лицом — один из немногих, кто по-настоящему был предан ей — по велению сердца, не долга.

Он не знал, что лежит в ящике.

А там были деньги — и украшения, которые можно продать. И любимая книга Мирэ, стихи древнего поэта, со старыми, но яркими рисунками. Бесценная книга.

Об этом никто не узнает — кроме той, кому предназначена посылка.

«Мать была бы довольна мной», — с грустью думает Хали, перебирая свои густые каштановые пряди. «Нельзя бросать тех, кто верен тебе. Даже если ты не одобряешь некоторых их поступков».

"Когда ищешь огонь,

находишь его вместе с дымом.

Когда зачерпываешь воду из колодца,

уносишь с собой луну".

Сказка о Возрожденной

Сложилось так — у старика и старухи не было детей. Зря молила добрая женщина духа — защитника деревни, — его статуя из красного дуба стояла в маленьком храме в ясеневой роще. Зря упрашивала других Бестелесных. Все они были глухи. "Неужели мы так и умрем — не оставив никого после себя?!" — воскликнула женщина однажды, и, плача, пошла из храма домой. Что-то блеснуло в пыли — она нагнулась и подняла золотое зернышко. Принесла зернышко домой, смастерила колыбель из тростника, положила находку туда и заснула подле своего старика. Разбудил их громкий плач. «Что за диво?!» — в один голос воскликнули старые люди, увидев большую колыбель, а в ней близнецов — мальчика и девочку, похожих друг на друга, как зерна одного колоса. «Услышаны мои молитвы!» — обрадовалась старуха. Назвали детей похожими именами. Росли они — загляденье. Нездешние — золотоволосые, золотоглазые. Все у них спорилось, они быстро взрослели. Каждый нашел дело себе по душе — сын охотился, дочь вышивала. Да так, что мастера диву давались — и зажили старики безбедно. Одна беда — приглянулась их дочь местному правителю. Не захотел брат отдавать сестру, вступился за нее — и был убит. И хотел бы правитель исправить свершившееся, да то было не в его власти. Но не отступился от девушки и вновь послал за ней своих приближенных. Тем временем горе было в деревне. Тело юноши на костер положили, и только взвилось пламя, как собравшихся жителей окружили воины. Никуда не деться красавице… Но она метнулась — и скрылась в пламени. Костер вспыхнул так, что все небо среди дня полыхнуло. А люди все словно окаменели…

А когда остыла зола, хотели люди собрать ее — и тут золотая птица вспорхнула из пепла. Птица асаэ прозвали ее, Возрожденная. Не боится огня эта птица — даже сгорев дотла, возрождается вновь. Рождена она душами умерших, не отдавших свободы и гордости, и страха не знает, — значит, и бояться ей нечего. Говорят, красива та птица — золотом и огнем переливается ее оперенье…

Вечером, когда караванщики отдыхали, приятели часто садились в стороне от общего круга и разговаривали. Когда говорил старший, Йири смеялся и не верил ему, когда заговаривал младший, Кенну хватался за голову и уверял, что Йири в детстве стукнула копытом лошадь — прямо по голове. Странные были у Йири вопросы.

— Ты видел когда-нибудь море?

— Нет. Море — не про меня. Что там? Большая соленая лужа. Там еще штормы, говорят, бывают — брррр. Волны до неба.

— Говорят, голубые тэммоку прилетают оттуда. И ветер дует с Островов Лотоса. Если встать под этот ветер, станешь моложе.

— Ну, мне пока незачем, — подмигивал Кенну. — Да и тебе — что, по колыбели соскучился?

— Смешной ты, Кенну. Сам же веришь в это. А признаться не желаешь.

— Поживи с мое, повидай, сколько я, тоже станешь таким. Ты не смотри, что я молод. Я за свою жизнь, почитай, треть Тхай-Эт обошел.

— А я и забыл, что ты у нас старичок, опытом умудренный… или нет, ты — рыжий лис, притворившийся человеком. — Он легонько дергал его за пышный хвост на затылке.

За зиму кожа Йири слегка посветлела и была теперь золотистой. Он немного подрос, однако самоувереннее не стал и в толпе был не заметен — молчаливый, смотрящий вдумчиво, опускающий ресницы.

— В тебе и вправду есть северная кровь. Ты похож на ри-ю, только ты лучше, — говорил Кенну.

— Ты судишь по словам господина Хиранэ?

— Да я и сам их видел, — парень хитро прищурился. — Невысокие, юркие такие, с виду — мелочь, плевком перешибешь. А поди ж ты — как полезут, так хуже мышей напасть.

— Спасибо, — рассмеялся Йири, рисуя углем на камне забавно-свирепую рожицу.

— Я говорю, есть в тебе эта кровь, — пояснил Кенну. — У них кость мелкая, лица острые. Да и глаза зеленые у всех, почитай. И много ее, этой крови, по Тхэннин гуляет…

Йири поплотней запахнул кэссу.

— А ты смотри, осторожнее, — задумчиво продолжал Кенну. — Много вокруг всяких… Ты хороший мальчишка. Только защищаться совсем не умеешь.

— Может, и сумею, Кенну, — усмехнулся подросток. — Там видно будет. Не вся ведь защита — кулаками махать.

— Это смотря где. Ну, да я пока с тобой, — полушутя-полусерьезно заметил Кенну, и голос его был много теплее, чем обычно.

Крепко они сдружились. И чем дальше, тем больше хотелось Йири довериться рыжему караванщику.

— Ты любишь кого-нибудь? — спросил он однажды. Кенну чуть не подавился похлебкой.

— Вопросики у тебя! Себя — кого же еще?

— И все?

— Слушай, мне всего девятнадцать лет. и я не собираюсь лишать себя радостей жизни из-за какого-то одного существа.

— А… — Йири не договорил.