Кондотьер - Макс Мах Страница 12

Что ж, красавицей ее не сделает никакая одежда. Такой уж родилась. Но выглядела она во всем этом давным-давно забытом великолепии на удивление стильно. Сама не ожидала, что так хорошо получится. Однако получилось.

– Иван, разреши представить тебе моего кузена.

– Генрих Шершнев.

«Шершнев? Не Воинов, а Шершнев?!»

– Иван, – полное лицо, рассеянная улыбка, усталые глаза. – Постойте-ка! – встрепенулся, словно ледяной водой окатили, и лицо сразу подобралось, и улыбку стерло «мановением картечи», и в глазах вспыхнул нешуточный интерес. – Шершнев? Я не ослышался? Полковник Шершнев? Это же получается…

– Иван! – Елизавета никак, похоже, не ожидала такой бурной реакции. – Остановись, Иван! Это мой кузен Генрих. А это его подруга Натали! Генрих и Натали!

– И в самом деле! – улыбнулся Генрих, подступая к Ивану. – Что в имени моем [6]? А? Просто кузен, Иван. Седьмая вода на киселе. Иван да Марья, Генрих да Натали…

– Генрих и Натали, – прищурился подобравшийся, как для драки, Иван. – И в самом деле! Извините, господа! Затмение нашло. Пригрезилось что-то про гвардейские мундиры, аксельбанты, ордена… Рад знакомству, Генрих. Спасибо, что зашли, сударыня!

Но в глазах Ивана Ростовцева выражение холодной опаски боролось с чувством жгучего интереса.

«Темная история, – решила Натали, наблюдая эту сцену как бы со стороны. – Что-то у них было, у всех троих, там – в неведомом прошлом. Что-то непростое, кажется. Способное тряхнуть воспоминанием, как ударом тока и по прошествии времени».

– Очень приятно! – она позволила Ивану поцеловать кончики своих пальцев и, благожелательно улыбнувшись, увела Генриха гулять.

– Спасибо! – буркнул он через минуту, когда они уже в достаточной мере удалились от хозяев дома. – Ваше вмешательство, Наталья, оказалось как нельзя к месту.

– Что, не ожидали такого накала страстей?

– Да, пожалуй…

– О подробностях не спрашиваю, – усмехнулась Натали, заметив тень смущения на уверенном в обычное время лице. – Девушка, видать, была несовершеннолетняя, я права?

– Мы были молоды, – дипломатично ответил Генрих, успевший за мгновение до того снова надеть личину непоколебимого спокойствия.

– Тем не менее, Иван и Елизавета были обручены… – тут и угадывать нечего, обычное дело в этой среде.

– Дело давнее, – брошено едва ли не равнодушно, но Натали видела, продолжение разговора Генриху неприятно.

«Ладно, живите, полковник Шершнев! Или и не полковник вовсе? Но тогда, кто?»

И тут Натали увидела Ольгу и даже расстроилась. Слишком много совпадений, не жизнь, а сплошные случайные встречи. И как такое получается?! Годами не встречаешь не то что знакомых, каких-нибудь случайных попутчиков или «первых встречных». И это отнюдь не удивительно. Иди найди в пятимиллионном городе родственника или приятеля, если не знаешь, где искать. Но бывает и по-другому. Вдруг, без какой-либо особой причины начинаешь встречать всех подряд. Сначала вот Генрих – не поймешь, к добру или к худу – встретил эту свою невнятную родственницу, теперь – очередь Натали.

Ольга смотрела на нее, удивленно вздернув светлые брови, отчего ее чудные васильковые глазки казались большими и круглыми, словно блюдца. Бедная глупая блондинка. Несчастная кукла Ляша, как звали ее подруги в гимназии.

– Извините, Генрих! – вздохнула она. – Теперь моя очередь. Не тревожьтесь, всего лишь гимназическая подруга.

– Здравствуй, Оля! – шагнула навстречу, едва не раскинув руки для объятия, но все-таки лишь обозначила движение, не более. – Сколько лет, сколько зим! Это Генрих! Он мой… Ну, ты понимаешь! – улыбка, смешок и удовлетворенная мысль, что очки скрывают выражение глаз. – Генрих, это Ольга. Мы учились в одном классе.

– Очень приятно, Шершнев!

– Ольга Берг.

– Берг? – переспросил Генрих. – Федор Берг вам не родственник случайно? Как же его по батюшке? Александрович?

– Да, да! – заторопилась вдруг Ольга, вполне, по-видимому, пришедшая в себя после неожиданной встречи. – Да, конечно! Вы знаете моего папеньку?

«Вот ведь, Господи, прости! Девке двадцать три года. Вдова уже, а все ведет себя, как дебютантка на выданье!»

– Федора Александровича Берга? – Генрих снова стал задумчив. – Знавал когда-то. Барон все еще служит или вышел в отставку?

– Папенька генерал, он в Белой Веже, служит… А мы разве не знакомы, Генрих?

– Я бы запомнил, – усмехнулся полковник.

– Да, нет же! – Ольга умела быть настырной, как банный лист. О таком ее упорстве, достойном лучшего применения, сложно было догадаться, глядя на это эфемерное создание. – Я точно-точно знаю! Только не помню, откуда. Но ваше лицо мне знакомо.

– Может быть, на одной из фотографий вашего батюшки? – предположил явно не слишком довольный поворотом разговора Генрих. – Не уверен… Даже, скорее, напротив, уверен, что вряд ли. Однако чем черт не шутит!

– Нет, нет! – заспешила Ольга. – Не то, не то! Но да, конечно! Изображение! Я же говорила, что видела вас раньше! Вы на портрете!

«На каком еще портрете?!»

– На портрете? – поднял бровь Генрих. – То есть, вы утверждаете, что видели мой портрет?

– Ну, да, конечно! – разулыбалась в ответ Ольга. – Портрет маслом. Вы там в статском. Фрак, манишка, галстук бабочкой, и в руке трость с костяным набалдашником! – Ольга была счастлива, она вспомнила.

«Вот как? С набалдашником?»

– Где вы его видели?

«Значит, такой портрет действительно существует!»

– У маменьки! Он у нее в гардеробной хранится. За платьями…

– Как зовут вашу мать?

Что сказать, Натали была заинтригована. Она тоже хотела знать, как зовут мать Ольги, поскольку напрочь этого не помнила. Однако в тот самый момент, как Генрих задал этот свой животрепещущий вопрос, Натали уловила краем глаза движение, выбивающееся из общего ритма вечеринки, и ей сразу стало не до глупостей.

Плавный разворот на три четверти, естественный, как дыхание или танец, и ни разу не привлекающий к себе внимание. Быстрый взгляд, выхватывающий из броуновского движения «праздно шатающихся» гостей двух мужчин, целенаправленно движущихся с двух сторон к Генриху и к ней. Мгновенная оценка ситуации – очень много слепых пятен – и степени опасности. Но тут и оценивать, собственно, нечего: оба уже обнажили оружие, но до времени держали пистолеты опущенными вдоль тела, оттого их никто и не замечал. Никто, не считая Натали, ее правая рука уже выдергивала из-под жакета «стечкин», а левая – летела вверх, чтобы лечь на затвор.

Раз! Натали довернула тело, выставив левую ногу чуть в сторону. Два! Подалась вперед, создавая прочную базу для стрельбы. Три! Сдвоенный выстрел. Так, так! Очередь. Так, так, так! Разворот вправо. Выстрел, выстрел, выстрел! Одиночными, но в высоком темпе, как учил ее Селиверстов. Так, так! Выстрел, выстрел…