Код Марии Магдалины - Линн Пикнетт Страница 14

«Катары были бескомпромиссными врагами всей церковной иерархии, обрядности и священнодействий. Они отвергали поклонение Деве Марии, иконам и символике, включая крест. В их глазах церковь была «синагогой сатаны», а алтарь — порталом ада. Разложившиеся, погрязшие в роскоши, алчные и безнравственные Папы и священники были слугами дьявола. Равно они осуждали помпезность и тщеславие магистратов и гражданских властей, поскольку те поощряли и поддерживали Церковь».

Несмотря на слегка отмытый образ катаров — попытка новокатаров Нового времени (которые претендуют на преемственность, будучи анклавом вегетарианцев, идущих по пути «любви и света»), образ жизни катаров, несомненно, был экстремистским, открытым для множества злоупотреблений. Например, отвращение к плотским удовольствиям нашло свое отражение в обряде — endura, который представлял собой самоубийство через медленную мучительную смерть от голода или отравления после очищения через окончательное крещение духа, известное как «cons lamentum» [29]. Освобождение от оков плоти было заветной мечтой новокатаров, поскольку они в буквальном смысле видели этот мир как чистилище, не признавали иного ада, которого следовало бояться, кроме того, где они пребывали. Для тех катаров, которым угрожал неминуемый арест, пытка и смерть на костре от рук ненавистной инквизиции, обряд «endura», несомненно, был предпочтительнее.

По всей видимости, их отрицание акта продления рода направило некоторых еретиков на путь контрацепции в виде содомии (аналогично тому, как содомия была единственным абсолютным средством контрацепции викторианских проституток). Во всяком случае, их часто обвиняли в этом, хотя, разумеется, такие обвинения в адрес врагов Церкви были делом обычным — и, следовательно, к такого рода утверждениям надо относиться с осторожностью — но, скорее всего, люди Папы получали информацию из катарского источника. Как пишет Юрий Стоянов в своей книге «Тайные традиции в Европе» (1994),

«перед тем, как стать инквизитором, Руйнериус Саккони был катарским «perfecti» в течение семнадцати лет, и в своем труде «Трактат о катарах и нищих Лиона» [30]он привел бесценную информацию о вере, деятельности и месторасположении дуалистских (гностических) церквей» [31].

Когда катары находились в зените своих духовных успехов, выбранная ими земля Лангедок процветала, занятия наукой и искусствами и ученые беседы были свойственны не только двору, но и частным домам. Юрий Стоянов пишет:

«В отличие от превалирующего общественного климата в Европе общество Лангедока было толерантным и космополитическим и достигло высокого уровня процветания. Имея отчетливо выраженную собственную культуру, Лангедок был выдающимся центром Возрождения в XII веке…» [32].

То была эра лангедокских трубадуров, первого пробуждения романтической литературы и появления подрывных элементов «куртуазной любви» — вариант любви интенсивной и эротичной, но не сексуальной между мужчиной и женщиной, которая, возможно, имела исток в гностических сеансах «платонической» любви и катарского «поцелуя мира».

То была область необычного равенства между полами, возможно, потому, что у катаров проповедь вели и мужчины, и женщины, поскольку они верили, что Иисус предполагал это с самого начала. Однако этот золотой век был уничтожен серией массовых убийств, на удивление малоизвестных.

В специально созванном Альбигойском крестовом походе (названном так по катарскому городу Альби) к 1244 году было вырезано (сожжено) более 100000 катаров. Поход начался в 1208 году, и это был первый акт геноцида в Европе — хотя об этом факте редко сообщается в школах, даже во французских. Этот крестовый поход был примечателен по многим причинам, не последней из которых является то, что христиане уничтожали христиан в христианской стране по приказу Папы, а также примечательный тем достоинством, с которым тысячи катаров встретили неизбежные пытки и страшную мучительную смерть. Конечно, они активно к ней готовились, не используя то, что может быть названо трансом буддийского толка, тайны которого передавались им во время первого посвящения. Подобно ранним христианам-гностикам, они имели эзотерический и экзотерический уровни членства, передавая свои величайшие секреты только тем, кто оказался достойным их. (К сожалению, те, кто находился под впечатлением простоты катаров, их веры и добронравия и встал на их сторону против крестоносцев, часто отправлялись на муки, не имея необходимой подготовки по управлению своей болью. И это делает их обращение в веру и убеждения еще более благородными.)

Одним из многочисленных долговременных юридических последствий крестового похода против альбигойцев было учреждение инквизиции, созданной специально для допроса и экзекуции катаров. Знаменательно, что первые так называемые «ведьмы», на которых инквизиция обратила свое вызывающее ужас внимание, были катарами и их помощницами из Тулузы и Каркассона. В 1335 году более шестидесяти женщинам предъявили обвинение в участии в шабаше ведьм, в чем они все сознались — разумеется, после применения обычных методов убеждения. Одна из жертв, молодая женщина, подтвердила, что принимала участие в шабаше, где «подавала катарам ужин» [33](что, учитывая их аскетизм, вряд ли было обременительным долгом). Разумеется, будучи просто помощницей, она не владела техникой контроля болевых ощущений, чтобы противостоять наиболее изощренным пыткам инквизиторов.

Церковь — и, в первую очередь, Папа Иннокентий III — наложила свои жадные лапы на Лангедок, землю, где в те времена текли молочные реки в кисельных берегах. Он решил присвоить ее богатства себе: ересь, распространенная среди населения, оказалась благовидным предлогом для столь полного ограбления и опустошения, что этот регион так никогда и не оправился после катастрофы. До настоящего времени Лангедок остается самым экономически депрессивным районом Франции, резко отличаясь от знаменитого «юга Франции», от соседнего Биарицца и Монте-Карло, куда деньги текут рекой. Геноцид, завершившийся побоищем у крепости Монсегюр и 1244 году, имел долговременные следствия, не изжитые до сегодняшнего дня, включая — хотя внешне район католический — явное недоверие к Церкви.

Подобно другим гностикам, катары верили в личную ответственность за состояние своей души, что было прямой угрозой Церкви, которая всегда всеми силами пыталась — в буквальном смысле слова — вселить страх Божий и своих членов до такой степени, что они просто не осмеливались отклониться от узкого прямого пути. Нагрешить так, чтобы тебя отлучили от Церкви, было столь страшно, что угроза отлучения была высшей опасностью для жизни и собственности в тот век, когда ад был жестокой и свирепой реальностью. Поэтому те, кто оградил себя от угрозы отлучения прямым отказом признать власть Церкви, представляли собой ее заклятых врагов. Кто знает, скольких они еще заразят своей дьявольской ересью? Лучше вырезать эту раковую опухоль, прежде чем она распространится и разрушит основы Церкви.