В царствование императора Николая Павловича - Александр Харников Страница 14

– Погодите, господа, – сказал князь Одоевский, задумчиво потирая переносицу. Владимир Федорович был человеком хотя и творческим, с развитой фантазией, но в то же время энергичным, или как тогда говорили, предприимчивым. Он быстро просчитал все варианты и с ходу предложил свое решение проблемы.

– Господа, – сказал он, – если я вас понял правильно, то вы хотите вмешаться в наши дела, чтобы мы не повторили те ошибки, которые были сделаны в вашем мире?

– Вы поняли нас правильно, – сказал Антон.

– Господа, вы задумали большое дело, – ответил Одоевский. – И вам, и мне будут нужны помощники. Вы вольны выбирать их среди своих знакомых и друзей. Мне же будет весьма непросто найти их среди своего окружения тех, кто сумеет сохранить тайну, в которую вы меня посвятили…

За разговорами незаметно пролетело время.

Уже начались знаменитые белые ночи. И когда Антон, спохватившись, взглянул на стоящие на комоде часы, то с изумлением увидел, что уже далеко за полночь и пора бы подумать об отдыхе. Да и перекусить бы не мешало – с утра у путешественников не было во рту и маковой росинки.

Втроем они отправились на кухню, где Антон на скорую руку сварганил привычное холостяцкое блюдо – пельмени. Попив чайку с бутербродами и поговорив еще немного, Антон, Александр и Одоевский стали готовиться ко сну. Утром предстояло провести операцию по возвращению князя домой.

Одоевский перед сном попросил у Антона что-нибудь почитать о событиях середины XIX века. Но у Воронина, в отличие от Шумилина, в библиотеке в основном были книги по электронике и физике, а исторические практически отсутствовали.

Но тут Антон вспомнил, что среди его коллекции DVD-дисков есть один, который наверняка заинтересует князя Одоевского. Антон включил видеоплейер и поставил фильм «Адмирал Нахимов» с Алексеем Диким в главной роли.

Князь, увидев на экране движущиеся фигуры людей и идущие под всеми парусами корабли, даже вскрикнул от удивления. Но потом, увлеченный сценами героической обороны Севастополя в Крымскую войну, уже не отрывал глаз от экрана.

Антон на цыпочках вышел из комнаты, оставив Одоевского наедине с фильмом о современниках. Он пошел на кухню, где его ждал Александр, чтобы поговорить об их «делах скорбных»…

– Ну, что скажешь, Тоха? – поинтересовался Шумилин у друга. – Как ты думаешь, князь созрел или еще нет?

– Думаю, что да, – сказал Антон, наливая себе и ему кофе. – Одоевский искренне хочет помочь России и императору. Только он пока не знает, как именно. Кстати, и мы тоже пока еще не решили – что нам следует предпринять в первую очередь.

– Тут все упирается в царя, – задумчиво сказал Шумилин, – если верить современникам, Николай Павлович был чертовски самоуверенным и упрямым человеком. И убедить его изменить что-либо очень сложно, а то и практически невозможно. Тут даже чудеса с нашими гаджетами и видеофильмами, скорее всего, мало помогут. Посмотрит, поудивляется и снова будет гнуть свое. Узнает про наши нонешние «прелести» с либерастами и гей-парадами и зажмет гайки вообще до упора. Надо придумать какой-то нетривиальный ход. Но вот какой?

– Может быть, вытащить его в наше время? – хитро прищурившись, сказал Антон. – Тут уж точно он проникнется и задумается. Но ты прав, действовать надо осторожно. Не стоит давать поводов к усугублению того, что и так давно не в порядке. Но, Шурик, пока я считаю, что с этим спешить не стоит. Кстати, я подумал – не стоит ли нам подтянуть до кучи Сергеева-старшего? Ведь Николай, наверное, уже рассказал отцу о нашем необычном госте. А Виктор здорово помог бы. Руки у него золотые, отставной офицер, и повоевать ему довелось – в Афгане, да и Чечню краешком застал.

– А что, правильно, – на лету подхватил Александр идею друга. – Я думаю, что Иваныч сам с удовольствием отправится в прошлое. Что, собственно, его тут держит? Супруга умерла год назад, Николай уже взрослый мужик, а с его автомастерской вполне справляется племяш. Да и на наших дачных посиделках я по его настроению вижу, что мужику просто скучно. Знаю я старых вояк: им без адреналина – как пьянице без выпивки. Готов поспорить с тобой, что завтра, после того как сын ему все расскажет, он примчится к тебе.

– Спорить не буду – точно проиграю, – весело ответил другу Антон. – Так, скорее всего, и будет. А пока пора спать. Завтра будем возвращать князя домой. Кстати, как он там?

– Сейчас гляну, – Шумилин приоткрыл дверь в коридор. Он заметил, что в спальне, где они оставили Одоевского, горит свет. – Наверное, не нашел выключателя, – сказал Александр, – пойду вырублю.

Но заглянув в спальню, он увидел, что князь и не думал ложиться. Фильм давно кончился, экран погас, а Одоевский все сидел в кресле у окна, завернувшись в плисовый плед, и задумчиво смотрел на пустынную улицу, по которой, разбрызгивая воду, ехала поливальная машина.

– Владимир Федорович, – тихо сказал Шумилин, – а почему вы не спите? Ведь время уже позднее…

– Александр Павлович, а как вы полагаете, можно ли уснуть после того, что я увидел? – вопросом на вопрос ответил Одоевский. Он тяжело вздохнул и сказал: – Бедная Россия, сколько ей досталось в девятнадцатом веке – нашествие Наполеона, войны с Персией и Турцией, мятеж в Польше… А тут еще эта несчастная Крымская война. Неужели все так и было, как показано в этом, как вы его назвали, фильме?

– В жизни было еще страшнее, – тихо сказал Александр. – У сестры вашего деда, Ивана Васильевича Одоевского, у Варвары Ивановны Трубецкой, двенадцать лет назад родился правнук, Левушка Толстой. В конце ноября тысяча восемьсот пятьдесят четвертого года он добровольно отправился в Севастополь, где почти шесть месяцев провоюет на знаменитом Четвертом бастионе. О впечатлениях от увиденного Лев Толстой напишет позднее в своих «Севастопольских рассказах», которые будут напечатаны в журнале «Современник». Я дам вам их почитать. В них запечатлена страшная правда той войны, о которой еще никто никогда так не писал.

– Да-да, это очень интересно, – оживился князь, – надо будет обязательно съездить в гости к Толстым и посмотреть на будущего писателя.

– Только вот как сделать, чтобы Россия обошлась без этих новых потрясений? – задумчиво сказал Александр. – Ведь самой Крымской войной ужасы того времени не исчерпываются. Была еще и угроза войны со всей Европой, и признание поражения, и позорный Парижский трактат, на долгие пятнадцать лет выбивший Россию из числа ведущих европейских держав. Были потом и другие несчастья, о которых вам пока лучше не знать.

Вообще же Крымская война внушила нашим отцам-командирам некоторый пиетет перед Европой. На целых девяносто лет воцарилось мнение, что лапотная Россия никогда не сможет победить цивилизованную Европу. В победном мае тысяча девятьсот сорок пятого эти иллюзии были развеяны в прах. Но знали бы вы, Владимир Федорович, чего нам это стоило.

Представьте, двадцать семь миллионов погибших на войне, умерших от голода и ран, замученных в плену. От Петра Великого и до наших дней Россия вынуждена содержать огромную армию только потому, что из Европы в любой момент может прийти беда. То Карл Двенадцатый, то Фридрих Великий, то Наполеон, то его сводный племянник Наполеон Третий вкупе с королевой Викторией.