Девора - Александр Операй Страница 18

Это перестало быть странным.

Они умирают, как и все живые существа. Часть из них тонет, а другие выбрасываются на берег. Вот ответ на вопрос. Других не дождешься. Все только и говорят, что такое может случится с каждым. А черные дельфины сохнут на солнце три дня. Будто могут воскреснуть и уйти в океан. Иисусы нового мира. Мертвые из-за грехов человечества?

Год назад этого не было.

Происходит что-то еще, о чем никто не знает.

Самой популярной остается теория, согласно которой что-то случается с одним или двумя животными в стае, после чего те издают сигнал бедствия, и остальные приходят к ним на выручку. А если этот заболевший дельфин или кит оказался на мелководье, за ним туда же попадают и его сородичи.

Раньше в этих местах велся китобойный промысел. Здание перерабатывающей компании находилось прямо на пляже. Сейчас там построили туристический парк. Прямо на кладбище загнанных и убитых животных.

Девушка все еще слышит их призрачный зов. Он никогда не исчезнет. Проходит сквозь время и пространство. Словно сигнал маяка. Жуткий, болезненный стон.

Дальше. На обочине. Огромный плакат.

К сожалению, во всем мире

массовые выбросы гриндов на мель встречались не раз

И ВПОЛНЕ МОЖЕТ БЫТЬ, ЧТО МЫ ПРОСТО НАБЛЮДАЕМ

ЕСТЕСТВЕННЫЙ ПРОЦЕСС

Автобус ползет себе дальше.

Шоссе ведет в ад.

Бледный, выцветший город поднимается вверх над побережьем.

Труп судьи он спрятал в холодильник.

Небольшой, красного цвета. Почти бесшумный. И даже мыть не надо. Целых полгода она искала такой по всем магазинам, каталогам и в Интернете. Она любила его. Иногда целовала. Словно девочка куклу. Страстные поцелуи в волшебную дверцу. Он был слишком тяжелым и громоздким, чтобы положить его в кровать, а потому она оставила холодильник на кухне. И часто, в тайне от мужа, бегала сюда по ночам на свидание.

Высокая, с оттопыренной задницей, длинным лицом и гривой рыжих волос. В общем слишком она привлекала. Лет за тридцать, а может все сорок. Детей не рожала. Фатальная баба. Рок в юбке и весь между ног.

Чужак знает о ней слишком много.

Она оказалась болтливой. Несла чушь. Тянула время.

Думала если проживет достаточно долго, то приедет полиция. Или что-то случится. Землетрясение. Ядерный взрыв. Нашествие тараканов. Но мир изменился. Все было мертвым. Спокойным.

Старенький телефон в прихожей молчал.

Никто никуда не спешил.

Тяжелая. Крупная.

Пришлось достать кастрюлю с супом, пару бутылок тёмного пива, чтобы она поместилась полностью, и ему не понадобилось подпиливать женщине ноги. Он не хотел заморачиваться. Но и закопать судью в землю, как человека, тоже не собирался.

Она заслужила все это.

Ее имя в том списке, который чужак многие годы носит под сердцем. Она виновата не меньше других. Давала следователю указания на поиск доказательств, положительно характеризующих убийцу. Вынесла приговор с лишением свободы на меньший срок. Надавила на администрацию тюрьмы, чтобы осужденный мог выйти по УДО.

От нее пахло кровью, блевотой и легким ароматом духов.

Женщина.

Мертвая она нравилась ему больше. Впервые после суда он смог рассмотреть ее по-настоящему. И она оказалась похожей на лошадь. Животных он любил. И на мгновение ему стало жалко покойницу.

—И-го-го,— сказал он судье и открыл пиво.

Оно оказалось горьким, прокисшим. Вонючим, как моча после пьянки.

Долбанный мир быстро испортился. Сроки годности вышли. Все разлагалось. Продукты. Механизмы. Люди.

Пыль и пепел. Вот вкус и цвет этой реальности.

Чужак допил бутылку и вытер рот тыльной стороной ладони. Никакого удовольствия.

—Ты сама во всем виновата, судья.

Тишина.

Нет ответа.

Ветер играет с входной дверью. Деревяшка скрипит. Открывается настежь, а потом ползет обратно. Словно кто-то все время входит и выходит из дома. Призраки. Мертвецы. Нечто проникает сквозь трещину между мирами. Зло копится под порогом. Там длинная тень чужака.

Он подумал, чего бы еще такого добавить, но в голову лезли глупости. Толком сказать было нечего. Все его чувства онемели. От осознания пустоты в себе он вздрогнул и вдруг рассмеялся. Чужак швырнул пустую бутылку покойнице в лицо и захлопнул дверь холодильника с такой силой, что тот едва не опрокинулся на пол.

Перед смертью судья спросила его:

—Что ты делаешь? Зачем, зачем убивать? Зачем продолжать? Неужели ты веришь в какую-то миссию или тебе просто страшно погибнуть? Так в чем же смысл? Может ответишь? Это месть, война или ты выбрал ненависть? Бесцельное и бессмысленное! Тебе давно пора понять. Увидеть. Понять и увидеть. Ты не можешь продолжать убивать. Это бессмысленно. Почему? Почему ты упорствуешь?

—Потому что это мой выбор.

Судья скривилась и рассказала, что была влюблена в убийцу Отца.

Только и думала, как бы вытащить его из тюрьмы.

Потрахаться с ним.

Там была отдельная комната для встреч. Без прослушки и наблюдения. Они начинали на вонючем обсосанном и обосраном унитазе, падали на пол, ебали друг друга. Она приходила домой слегка одуревшая. Ссорилась с мужем. Просила развод.

Чужак слушал судью какое-то время, а потом выстрелил в живот из ружья. Она умерла не сразу. Дробь была мелкой. Застряла в кишках. Женщина материлась. Кричала. Куда-то ползла. Он наступил ей на спину и придавил к полу. Стоял и смотрел, как вокруг растекается кровь и содержимое желудка.

Он пытался убедить себя, что не испытывает никаких чувств.

Просто возмездие.

Равноценный ущерб.

Око за око.

Потом потащил ее к холодильнику.

______________

Второй труп он не смог положить в холодильник.

Не было место.

Мужчина так и остался лежать на полу перед входной дверью. Он смотрел в потолок, будто следил за мертвой мухой, что свисала на паутине с потолка. Время от времени ветер заглядывал в дом, играл со шторами. Муха качалась на сквозняке туда и сюда. Иссохшая, но будто живая.

Чужак проломил мужчине череп. Бил его затылком о кафельный пол. До тех пор, пока голова не превратилась в кашу на завтрак.

Мозги и кровь разлетелись по всей прихожей, окрасив обои в темный багровый цвет. От трупа шел запах дерьма и тухлятины, словно тело, не успев умереть, уже начало разлагаться. Из открытого рта сочилась кровь и слюна, два передних зуба сломались и остались торчать в прокушенном языке, который вывалился наружу и напоминал распухшего земляного червя.