Подарок инкассатору - Евгений Константинов Страница 19

Вообще-то во время устройства в инкассацию первым вопросом, задаваемым потенциальному работнику, было: «Часто ли вы пьете?» Вопрос, конечно, глупейший – кто ж признается! Непременными условиями для инкассатора были московская прописка и факт службы в армии. Когда Виктор устраивался работать, Лисавин при нем позвонил в военкомат, узнал телефон заставы, на которой он служил, дозвонился до нее и уточнил у начальника заставы, достоин ли пришедший к нему молодой человек работать инкассатором. Виктор на заставе хоть и слыл «пролетчиком», но все-таки не до такой степени, чтобы начальник подкинул ему подлянку, поэтому своего бывшего подчиненного похвалил, за что сержант запаса вспоминал старшего лейтенанта добрым словом.

А вот о теперешнем своем начальстве он не хотел говорить ни плохого, ни хорошего. Михалыч рассказывал, что и начальник, и его зам при случае перешагнут через любого инкассатора, водителя, да и через друг друга тоже. И поверить в это было несложно – текучесть кадров в отделении банка была, можно сказать, стремительной.

Казалось бы, профессия редкая, серьезная, опасная, если уж пришел работать инкассатором, так надолго. Ан нет – бывало, устроился человек работать, только-только с коллегами перезнакомился, а уже через месяц либо сам ушел, либо уволили. Не все так просто было в «инкассаторском королевстве».

Михалыч как-то признался, что вот уже несколько лет держится на блатном тушинском маршруте вовсе не за какие-то там профессиональные качества, а лишь потому, что ежемесячно в день зарплаты отстегивает начальнику денежку, кроме того, еще и дефицит Лисавину достает. Дефицит – ладно, но как давать взятку начальству за то, чтобы работать, да еще и, по большому счету, рискуя своей жизнью, Виктор по молодости лет понять не мог. Да и не хотел.

Сам-то он от чаевых, даваемых на точках, не отказывался. Попробуй откажись – не поймут ни те, кто дает, ни твои напарники. Напарники не просто не поймут, а в грубой форме пошлют куда подальше. Но вот чтобы самому зайти в кабинет начальника и сунуть в лапу деньги – нет. Возможно, «нет» – только до поры до времени, Виктор об этом как-то не задумывался. Он хотел стать известным художником – со всеми вытекающими. И тут в руках у него появились чудесные страницы…

Михалыч на работу не вышел. Опять заболел. Вместо него Виктору дали в старшие Эмерсона. На самом деле имя его было Эриксон, а прозвище дали за фанатизм к тяжелому року и вообще к музыке. Интересный Эмерсон был человек: носил волосы до плеч и очки, как у Джона Леннона; дома имел огромную коллекцию «родных» дисков, цена за некоторые из них достигала половины зарплаты; музыкальную аппаратуру держал дорогущую, самую современную и постоянно ее обновлял, благодаря неизменному приработку в виде спекуляции теми же дисками, а также записями музыки на магнитофонные ленты – очень доходный был бизнес.

Спекулянтом Эмерсон, по всей видимости, родился. Не стесняясь, впаривал клиентам все – начиная от цветных эротических слайдов и заканчивая женским нижним бельем. Виктор одно время работал с ним на утреннем маршруте. Каждый день Эмерсон приходил на работу с толстой сумкой через плечо, которая стремительно «худела» после походов уже в первые сберкассы. Он знал, какой товар и почем предлагать женщинам, и пользовался у них огромной популярностью. Двумя словами – спекулянтский талант.

А еще он любил подинамить. Виктор, тоже поклонник рока, принципиально у него ничего не покупал. Но напарника, вместе с которым в течение каждого маршрута рисковал жизнью, периодически просил принести послушать какую-нибудь запись – на пару дней. Вернувшись из армии, Виктор купил очень неплохой по тем временам магнитофон «Маяк-203», а найти нормальную музыкальную запись было проблематично, к тому же репертуар многих зарубежных групп Виктор просто не знал, вот и обращался к напарнику. И тот ни разу не отказал ему в просьбе, но его отзывчивость была своеобразной.

Первые два-три дня после обещания принести катушку с записью какой-нибудь группы Эмерсон на вопрос «Принес?» хлопал себя по лбу и сокрушался, что, мол, забыл, но завтра – обязательно! В один из дней он говорил: «Да принес, но, понимаешь, сегодня отдать тебе не могу…» Был даже такой случай, когда он катушку с записью принес и отдал, но тут же, пока Виктор не успел убрать ее в свою сумку, забрал обратно, сославшись, что вспомнил нечто важное. Понятно было, что он пытается таким образом раскрутить напарника на деньги, но Виктор принципиально тупил, и в конце концов Эмерсон сдавался и на пару дней, но не на больше, отдавал-таки ему послушать катушку с нормальной музыкой. Случалось, что за это время Виктору удавалось понравившуюся группу переписать на новую ленту у знакомого меломана – бесплатно…

Приехав в банк после суда, Виктор неторопливо подобрал сумки, получил оружие и необходимые документы и пошел в красный уголок, где инкассаторы и водители, ожидавшие выезда на маршрут, играли в домино. С удивлением обнаружил, что Эмерсон уже там, более того – забивает козла в паре с Гаврилычем.

Гаврилыч в домино был общепризнанным авторитетом. Бывало, пока еще у всех игроков на руках оставалось по две-три фишки, уверенно заявлял: мол, ты ставишь такую-то, ты дуплишься, а я вот эту, у вас ни у кого нет, и я заканчиваю; бывало, к концу партии наверняка знал, сколько очков запишет соперникам – такой доминошный опыт был у человека!

В отличие от него Эмерсон играл, мягко говоря, плоховато. Но тут Виктор, к своему немалому удивлению, увидел, как сегодняшний его напарник поправил джон-ленноновские очки, аккуратно пристроил к другим фишкам свою – последнюю и доложил:

– Я – кончил.

– Дурбаладзе, надо говорить – закончил, – не без улыбки поправил его Гаврилыч и объявил соперникам: – Кстати, товарищи, – партия!

– А я – кончил, – заупрямился Эмерсон.

– Если играешь в домино, соблюдай соответствующий жаргонизм, – наставительно сказал Гаврилыч.

– Да какой в этой примитивнейшей игре особый жаргонизм! – возразил Эмерсон. – «Козел», «рыба», еще «Гаврилыч» которым шестерочный в вашу честь все называют.

Гаврилыч насупился и, пока места проигравших занимала новая пара, стал нервно перемешивать фишки. По количеству народу, собравшегося в красном уголке, Виктор прикинул, что до выезда на маршрут очередь сыграть партийку до него вряд ли дойдет, поэтому покинул накуренную комнату.

Заглянул в сумочную к дяде Мише Хлепатурину – заядлому рыбаку, чтобы поболтать о любимом увлечении. Но того на месте не оказалось, и от нечего делать Виктор достал из кармана короткий, но остро заточенный карандаш и чудесную страничку. Чуть подумав, решил прикольнуться. Нарисовал играющего в домино Эмерсона, напротив него Гаврилыча и двух их соперников – Джона Большого и совсем молодого водителя по прозвищу Чечен. Последним штрихом в рисунке стало то, как Чечен с размаху бьет по столу дупелем, а Гаврилыч, видимо разъяренный бездарной игрой напарника, замахивается на него, собираясь бросить в лицо оставшиеся фишки.

До слуха Виктора донеслись крики – понятное дело, что из красного уголка. Прежде чем поспешить на место происшествия, он стер только что нарисованную картинку. Прибежал в красный уголок одновременно с Паном Зюзей, который, кстати, был уже заметно поддатым.

Конец ознакомительного фрагмента