Техно-Корп. Свободный Токио - Виталий Вавикин Страница 20

– Они усовершенствуют, – пообещал Вэдимас.

В последующее десятилетие процесс сохраненных воспоминаний действительно стал более качественным. Сначала он со скрипом ушел от пятидесяти процентов, затем доковылял до шестидесяти и, наконец, дотянулся до отметки в восемьдесят процентов. Проблема, казалось, была решена, предполагалось, что в ближайшие годы технология станет более совершенной, но параллельно рос и положительный процент удачной коррекции. Пригодных для использования доноров становилось все меньше. Приходилось использовать то, что есть. Времена, когда донор подбирался по цвету глаз и волос, остались в прошлом. Теперь учитывался только пол донора. Как-то раз Накамура видел, как начальник «Тиктоники» выбросил в мусоросжигатель целую пригоршню искрящихся светом пилюль. Он сделал это, во-первых, потому что намечалась очередная плановая проверка, а во-вторых, столько доноров им бы все равно не удалось достать.

– Ты понимаешь, что убил только что дюжину человек? – спросил Накамура.

– Я понимаю, что официально они давно были мертвы, – сказал Вэдимас.

Он не был тираном – скорее реалистом. Накамура тоже был реалистом, понимавшим – пройдет пара лет, коррекция станет практически совершенной, их бизнес прикроется и придется заняться чем-то другим. Накамура планировал открыть частную клинику в Токио – заработанных денег хватало с лихвой. И те выброшенные в мусоросжигатель капсулы стали сигналом – пора заканчивать. Технологии совершенствуются, на черном рынке обещают выпустить партию синергиков, пригодных для переноса в их синтетический мозг извлеченных человеческих сознаний. Цены на услуги доноров падают.

– Пришло время ставить точку, – сказал Накамура начальнику «Тиктоники».

Вэдимас согласился. Но все бросить вот так сразу было нельзя. Если они уволятся, то на их место придут другие, и нет гарантии, что тщательная проверка при смене руководства не выявит нарушений. А стоит только всплыть одному сомнительному факту, как путь для расследования будет определен и все раскроется. Нет, чтобы выйти, нужно сначала все прибрать, стереть следы, выждать время. Но больше никаких капсул с сознанием и поисков доноров. Пусть все станет самым обычным. Не идеальным, а как у всех.

В последовавшие за этим два года самым большим правонарушением Накамуры стали визиты в реабилитационный центр для обследований и лечения родственников сотрудников, что считалось прежде недопустимым.

– Пусть это станет нашим главным проступком, – решил Вэдимас и одним из первых привел на обследование престарелую мать.

Женщина была дряхлой, но сохранила властный тон в голосе и замашки кугэ. С ней Вэдимас чувствовал себя неуютно, превращаясь в мальчишку, который боится, что ему сейчас у всех на глазах надерут уши. Но эта женщина умирала. Ее тянули в могилу десятки хворей и возраст. Два долгих года Накамура боролся с природой, с линейностью времени, затем сдался, выделил матери начальника «Тиктоники» отдельную палату и сообщил сыну, что нужно готовиться к худшему. Вэдимас выслушал доктора молча. В тот день он ушел, не сказав ни слова. На следующее утро он забрал мать из реабилитационного центра и увез в Токио. Их не было больше недели.

– Я не стану этого делать, – сказал Накамура, когда Вэдимас вернулся в «Тиктонику» с искрящейся светом капсулой. – Мы так много потратили сил, чтобы обелить себя, а теперь ты хочешь вернуться к тому, что было?

– Она – моя мать, – хмуро сказал Вэдимас. – И не говори мне, что пришло ее время и нужно принять неизбежность.

Их спор продолжался несколько дней, пока Накамура не вцепился в новую программу коррекции, которая практически лишила их доноров.

– У нас нет сосуда, – сказал он Вэдимасу. – Сколько сможет сохраниться сознание твоей матери в этой капсуле? Месяц? Чуть больше? Дальше начнутся необратимые потери. Нам не найти за это время донора.

Вэдимас молчал какое-то время, затем хмуро посоветовал Накамуре найти сосуд.

– Если капсула погаснет, то в смерти матери я обвиню тебя, – процедил он сквозь плотно сжатые зубы. – Ты станешь моим врагом, Накамура.

Он не говорил конкретно о дочери доктора, но Накамура знал, за кем придет Вэдимас, если не удовлетворить его просьбу.

– Теперь я либо твой должник, либо твой враг, – сказал начальник «Тиктоники».

В эту ночь Накамура не смог заснуть. Он снова стоял перед выбором: уступить Вэдимасу или бежать. Когда-то давно он выбрал первое и ни разу не пожалел об этом. Они обеспечили свою старость и молодость своих детей. Они спасли много жизней. Но сейчас… Сейчас Вэдимас хотел, чтобы доктор не просто заполнил лишенное сознания тело заключенного, которого система сочла безнадежным. Сейчас от него требовали стереть своими руками чью-то личность, внести в программу изменения, чтобы коэффициент исправления достиг критической зоны. И если бы дело обстояло только в том, чтобы использовать созданного системой донора, то Накамура, возможно, и уступил бы, но так…

Он изучил отчеты коррекции каждой женщины в тюрьме. Самый низкий был у представительницы партии технологических нигилистов. Но и у нее в последние месяцы наметился прогресс. Не стоило надеяться, что коэффициент исправления понизится в ближайшее время до критического.

«Значит, остается только побег», – подумал Накамура, пытаясь представить, куда они отправятся с дочерью. Воображение не работало. Да и сложно будет скрыться. С одной стороны будет система, с дрогой – многочисленные друзья Вэдимаса, коими он обзавелся, пока они возрождали мертвецов. Накамура внимательнее просмотрел личное дело женщины из группы технологических нигилистов. Ее обвиняли в поджоге фабрики по производству синергиков. В огне пострадал человек. Были и другие подозреваемые, но на коррекцию отправили только эту женщину.

«Нет, никто не заслужил смерти. Не от моей руки», – решил Накамура, но сомнения остались. Не будь у него дочери, он бы просто сбежал, но с Юмико… Куда они поедут? Чем будут заниматься?

Накамура в третий раз изучил личное дело предполагаемого донора. В тюрьме содержались личности, совершившие преступления куда страшнее, но их коэффициент коррекции стабильно полз вверх. Они исправлялись. Да и не хотел Накамура играть в Бога. Если уж и совершать убийство, то пусть все решат машины. А когда пройдет время, можно будет убедить себя, что эта женщина все равно была безнадежна. Парой месяцев раньше, парой месяцев позже – какая разница, ей ведь все равно сотрут сознание. Машины никогда не ошибаются, в отличие от людей…

Легковая машина неспешно катит по крохотному городу, на окраине которого высится громадная коррекционная тюрьма под названием «Тиктоника». В салоне автомобиля сидят двое – подростки, тела которых покрыты нейронными татуировками. Они неместные. Их послал сюда клан Гокудо. Они делают по городу три круга, оценивая возможность проникнуть в реабилитационный центр коррекционной тюрьмы. Изучить модель «Тиктоники» мало, нужно увидеть все своими глазами.

Коджи и Макото – такие имена у двух молодых убийц. Наномечи сложены, спрятаны в карманах курток. Глубина бусидо четвертого уровня. Каждый из них может вырезать этот крохотный город за одну ночь – ходить от дома к дому и кормить свой меч свежей кровью. Но проникнуть в «Тиктонику» куда сложнее, чем выбить дверь в гражданский дом. Охрана опытная. Техника современная. Системы наблюдения не удастся обмануть, даже если активировать нейронные татуировки невидимости – они скроют тела от человеческих глаз, но электроника почувствует перепад температур, потребление кислорода. Электроника уравняет шансы.