Нильс - Андрей Валентинов Страница 21

В одном из обзоров доктора Левеншельда (материал прислан давним знакомым, чиновником министерства внутренних дел) анализировались очень непростые отношения между рейхсфюрером и фюрером просто. Не первый уже год многие ждали, что вождя СС постигнет судьба вождя СА, но Гиммлер был непотопляем. Знающий чиновник объяснял это просто — иного противовеса всем прочим соратникам у Гитлера не осталось. СС, государство в государстве, сильно умеряло аппетиты того же Геринга, сколотившего собственный «феод» очень немалых размеров. Но и поводок, на котором держали рейхсфюрера и его эсэсовцев, достаточно короток. Гиммлер всячески стремился создать армию, пусть пока и небольшую, но собственную. Фюрер не возражал, однако как только Лейбштандарт стал чем-то большим, чем подразделением для парадов, немедленно подчинил его лично себе. Формально «асфальтовые солдаты» оставались в составе СС, но их командир Йозеф Дитрих слушался только фюрера.

Интересно, как отнесся Гитлер к тому, что рейхсфюрер пытается вновь переподчинить себе полк Дитриха? Так и без охраны остаться можно! Во всяком случае рейхсканцлер ни единым словом не поддержал вождя СС, когда у того задымилась шкура.

Все это понятно, ожидаемо и логично. А вот интерес «черных» к тетрадям профессора Рауха — нет.

* * *

— Ста-а-ановись!

Жить в казарме просто. Не знаешь, что делать, подскажут, не захочешь — сапогом для резвости пнут. Услышишь из коридора бодрое «Па-а-а-дъем» — и крутись белкой в колесе. Казарма, конечно, офицерская, поэтому ни на оправку, ни на гимнастику строем не гонят, но все прочее в силе. На улице дождь, стекла водою залиты, но всех выгоняют на плац. В таких случаях полагается плащ или плащ-палатка, но выдали не всем. Однако мокрый или нет — твои подробности. На построение бего-о-ом!..

Унтер-офицер Иоганн Фест застегнул пальто, надвинул на нос шляпу (штафирка!) и поспешил в коридор. Сказано: «Квадратное катать!» — будем соответствовать.

Не позволили. Уже на лестнице, между двумя пролетами, чья-то рука опустилась на плечо. Брандт? Нет, кто-то незнакомый, слегка постарше и без очков.

— Доктор? Доктор Фест? Пойдемте со мной.

Все спешат вниз, они же, напротив, вверх. Третий этаж, здесь служебные кабинеты, возле одного — часовой с полной выкладкой. За дверью же ничего особенного: стол, два стула, несгораемый шкаф. Посреди стола — две книги и две папки с бумагами: «Компендиум магического искусства», «Молот ведьм» и копия тетради Рауха.

— Моя фамилия — Олендорф. Звание — генерал лейтенант полиции. — равнодушным голосом сообщил хозяин кабинета.

Доктор Фест оценил. Брандт, конечно, шишка, но все-таки только референт, с бумажками бегает. А тут целый начальник внутренней службы СД! Только почему начальник генеральство свое помянул, а о том, что еще и бригадефюрер СС, умолчал? Из скромности?

Иоганн Фест, доктор и унтер-офицер, субординацией пренебрег. По стойке «смирно» не стал, не отдал рапорт. Даже на «сервус» не расщедрился.

— И зачем я понадобился полиции Рейха, генерал?

Тот явно ждал вопроса. Шагнув ближе к столу, кивнул на белые папки.

— Как это понимать, доктор? Вы что, в самом деле, вызывали Дьявола?

Глава 3. Эвокация Принц из «Золушки». — Клошмерль. — Кадетские казармы. — Лети, шарик, лети! — Замок Этлан. — «Саламандра, жгись». — Крепость-2 1

Возле подножия огромной мраморной лестницы, устланной красным с золотом ковром, Соль невольно замедлила шаг. Почему-то подумалось, что сейчас ей предложат надеть поверх туфелек мягкие музейные тапочки с тесемками. Такую лестницу лучше показывать издалека, желательно в подзорную трубу.

— Не вздумайте, бежать! — тревожно, по-суфлерски шепнула в левое ухо tovarisсh Дора Богарне. — Не пропускайте ступеней, смотрите строго перед собой…

Со стороны они наверняка смотрелись небольшой, но дружной семьей — дева Соланж, ее строгая спутница и господин Потемкин. Бабушка и дедушка отвели любимую внучку в музей. И не в какой-нибудь, а в самый настоящий дворец. Почему настоящий? Потому что так и называется — Палаццо Реале, даже перевод не требуется.

Соль итальянский язык очень понравился, и она твердо решила его изучить. Казалось бы, обычный, пусть и очень большой вокзал, но именуется красиво — Милано Централе. И синьориной быть куда приятнее, чем фройляйн. Так что язык синьорина Ган (или она уже Керси?) оценила, саму же Италию — нет. Отец пару раз водил ее в оперу, и виденное сразу же напомнило театральные декорации, что вокзал, что дворец. Большое, помпезное, тяжелое — и в пыли. Давно не пылесосили! Особенно рассмешили полицейские в нелепых шапках. Таким только беднягу Каварадосси расстреливать из деревянных ружей.

E lucevan le stelle… e olezzava la terra… stridea l'uscio dell'orto e un passo sfiorava la rena… [20]

Опера, кстати, ей не очень понравилось, и не только потому, что актерам, исполнявшим главные партии, было под шестьдесят. Сюжет не порадовал. То, что французского фашиста прирезали, конечно, правильно, но зачем было столько ждать? Стрелять! Причем сразу, чтобы и рот свой поганый открыть не успел! В Джудекке споет, там публика подходящая.

Уже на середине лестницы Соль сообразила, что не знает, куда ей дальше. Налево? Направо? Значит, надо поглядывать в сторону господина Потемкина. Он-то наверняка знает!

В отличие от итальянцев (так и кажется, что сейчас запоют!) советский представитель ей понравился — большой, серьезный, седой, при золотых очках. И голос подходящий, не труба, но где-то близко. Как успела пояснить tovarisсh Богарне, ныне большой начальник в наркомате, много лет был послом в Италии и даже умудрился подружиться с Дуче. Когда того свергли, отозвали и посла. А сейчас господин Потемкин специально сюда приехал, предварительно запросив разрешение. Неужели ради нее, ученицы подмосковного интерната? Выходит, так.

На площадке повернули налево, там тоже была лестница, но не такая широкая. Бывший посол шагал твердо, уверенно, смотрел же строго по заветам ее спутницы — прямо, словно прицел держал. Глядя на него, Соль немного успокоилась. Не к Муссолини же идут, даже не к королю, всего лишь к принцу, пусть и наследному. Наверно потому и оделись без всяких изысков, во все новое (платье ей сшили еще в Москве), но строгое, без малейших украшений. И недаром, с точки зрения итальянцев, она пусть и маленький, но komissar. Кто еще из СССР может пожаловать?

Снова площадка, две тяжелые каменные вазы, между ними — огромная дверь в позолоте. Вспомнились рассказы крестного, не к ночи будь помянут. Сейчас им откроют, но только одну створку. Две — для короля.

Словно из-под земли вынырнул кто-то, очень похожий на попугая, яркий и очень говорливый. Соль не прислушивалась, господин Потемкин разберется.