Город, который сошел с ума - Борис Юдин Страница 25

Васильев взял этот лист за охристый хвостик и тут же лист он покрылся слоем прозрачного льда и наступила зима. И влюблённый Васильев стоял в этой зиме, показывая обледеневшее кружево листа своей сокурснице Оленьке.

Оленька умилилась этой красоте и поцеловала Васильева мягкими губами.

И Васильев так восторженно ответил что оба они упали в сугробик возле самой воды.

Васильев был вне себя. Его распирало и крутило. Он то воспарял, то падал. И дошёл до того, что вскочил, разделся и прыгнул в реку. Вдоль берега шла промоина метров двадцати шириной: течение здесь было такое, что лёд не схватывался.

Васильеву перехватило дыхание холодом и понесло. Он моментально отрезвел и с ужасом подумал, что через полкилометра его просто затянет под лёд. Васильев стал выгребать к берегу, но пугающе медленно выгребать. И вышел, пошатываясь, когда до ледяного покрова оставалось совсем ничего.

Васильев бежал по ледяной кромке берега, резал ступни ледышками, и благодарил Бога, что у него хватило ума раздеться. В одежде он бы не выплыл.

Он добежал до места, кое как оделся и отпил из бутылки. Хорошо отпил. Как надо. Ольги не было. И Васильев пошёл в общагу. Там, вылущивая ледышки из волос, он терпеливо выстоял очередь к телефону – автомату. Трубку взял Ольгин папа и убедительно попросил Васильева больше не звонить.

– Нам в семье только сумасшедших не хватает! – сказал Ольгин отец.

Васильев с ним согласился и пообещал больше с Олей не встречаться.

Мрачный поднялся Васильев в комнату. Там Матвейка с истфака делился своим богатым опытом. Они пили всё тот же поганый Акдам и Матвейка «поливал» за свою семейную жизнь. Он пару месяцев назад женился на даме, которая была старше Матвейкиной мамы лет на десять. И вот теперь рассказывал что к чему:

– Какая любовь, ребята? – пухлая мордочка Матвейки скривилась. – Какая любовь? Где вы её видели, эту любовь? Мне просто удобно. Обо мне заботятся. Я имею бабу когда захочу, а не тогда, когда она соизволит мне дать. У меня гарантированный завтрак и обед. И носки у меня чистые, между прочим.

Васильев переоделся в чистое, подошёл к столу, налил сам себе полстакана «портика», выпил, и влепил Матвейке оплеуху.

Тот свалился со стула и заверещал про милицию. А Васильев не стал ожидать продолжения и ушёл.

– Господи! Какой же я был придурок! – говорил сам себе Васильев, потягивая портвейн. – Боже ты мой! Мне надо было просто оттрахать эту Оленьку и дело с концом. И никаких проблем.

– Оля! Ты знаешь, что я для тебя могу сделать всё, что ты захочешь! – раздался восторженный тенорок.

Васильев раздвинул прутья лозняка и удивлённо посмотрел на владельца тенорка.

На берегу стояла парочка. Ну, дети жалкие, что уж тут говорить! Васильев и умилиться не успел как «Тенорок» разбежался и прыгнул в реку. И сразу стало понятно, что плавать этот мальчонка не умеет, а если умеет, то в ванной.

Помогите! – пискнула девчонка. – Ванечка! Куда же ты? Ты же утонешь!

Васильев вскочил и побежал вдоль берега. Там, впереди река делала поворот и Васильев надеялся, что мальчонку вынесет ближе к берегу. Так оно и вышло. Васильеву оставалось только зайти в воду по пояс, схватить этого Ванечку за шиворот и вытянуть на берег. На берегу Васильев врезал «герою «по морде и скомандовал:

– Бегом, мать твою!

А когда добежали до места, Васильев влил пацану остатки портвейна в рот и спросил у девицы:

– До дома далеко?

– Нет. Не очень. – пискнула она.

– Тогда ноги в руки – и бегом!

И они побежали.

Васильев посмотрел на свои брюки, уже обледеневшие, и пошёл домой.

– Всё это было. – бормотал он на ходу, – Всё было и ничего нового. Нет и не будет.

Стоило ему выйти на центральную улицу, как летний вечер вернулся, и, пока Васильев шаркал по асфальту, одежда почти высохла.

– Ну, вот! Здрасте вам! – заворчал Константин, когда Васильев переодевался. – Опять нажрался где – то. Ну, что с тобой делать, прям, ума не приложу? А ведь завтра тебе работать. «Пророка» читать.

– Не ссы! Прочитаю. – заверил Васильев, устраиваясь в постели. – Читать – это не писать. Так что не переживай.

Васильев, несмотря на все прошлые передряги, хорошо выспался и нисколько не удивился что утро началось с вечера.

– Флаг вам в руки и билет на ёлку! – пообещал он неведомо кому, когда заканчивал бриться. Настроение было у Васильева прекрасное, и когда завтракал, и когда шёл на, так ожидаемый, концерт, и даже когда столкнулся в фойе с Еленой Михайловной.

– Молодец, Олег Петрович! – похвалила Васильева Елена Михайловна. – Пришли пораньше. Я сейчас разберусь с оформлением сцены и мы с Вами ещё разик «прогоним» стихотворение.

Васильев такой эффектной гримассой подтвердил своё желание поработать перед выступлением, что человек посторонний, глянув на его лицо, немедленно бы вызвал «неотложку».

Но Елена Михайловна, к счастью, на Васильева не смотрела. Она смотрела в свои загадочные бумажки в папочке. А насмотревшись вдоволь, сообщила Васильеву, что его номер пойдёт сразу перед оркестром аккордеонистов. А тут как раз духовой оркестр, устроившийся в уголке фойе, начал играть «Встречный марш» и Елена Михайловна упорхнула.

И только она исчезла, как дверь гримёрки приоткрылась и Васильева поманил пальцем Ходулин, руководитель оркестра аккордеонистов.

В гримёрке Ходулин достал из – за зеркала бутылку и два стаканчика, налил и провозгласил:

– По глоточку. Не ради пьянки, а исключительно для традиции.

Васильев выпил и закусил корочкой. А Ходулин, устроившись в бутафорском кресле, начал делиться секретами:

– Я тебе вот что расскажу, Олег Петрович. Только ты не передавай никому. Потому что секрет. Короче, два года тому назад поехали мы на открытие нового клуба колхоза «Путь к коммунизму «. С нами духовики и пара солистов. Приехали. Зал полный набит. Плюнуть некуда. Пора начинать, а духовики кричат, что ихний трубач, Воробейчик, не приехал. И что без него никак нельзя, потому что у него соло. Ну, ты же Воробейчика знаешь – музыкант от Бога, но…

Так вот, стали суетиться, названивать. Короче, через час приволокли этого Воробейчика. А он никакой. Плоский, как фанера. Вобщем, отпоили беднягу нашатырём, на сцену посадили. А у него соло в первой же вещи. Вот оркестр:

– Тра, та, та, ля, ля…

Встаёт Воробейчик и не может в мудштук попасть.

– Лабухи, не прерываясь, начали сначала:

– Тра, та, та, ля, ля…

– Встаёт Воробейчик – и снова мимо мудштука.

Коллектив опять с первого пункта начинает: