Гимн Лейбовицу - Уолтер Миллер-младший Страница 28

Брат Фрэнсис достал светокопию.

– Разбойник по доброте своей оставил это, святой отец. Он… он принял документ за копию рисунка, который я нес в подарок.

– И ты не указал ему на ошибку?

Брат Фрэнсис покраснел.

– Святой отец, стыдно признаться…

– Значит, это и есть Реликвия, которую ты нашел в крипте?

– Да…

Улыбка папы стала еще шире.

– А разбойник подумал, что твоя работа и есть сокровище? Так-так! Даже грабители знают толк в искусстве! Монсеньор Агуэрра рассказал нам о красоте твоей копии. Жаль, что ее украли.

– Пустяки, святой отец. Я сожалею лишь о том, что зря потратил пятнадцать лет.

– Зря потратил? Как это «зря потратил»? Если бы грабителя не обманула красота твоей копии, то он бы мог забрать Реликвию, разве не так?

Брат Фрэнсис допустил, что это вполне возможно.

Папа Лев XXI иссохшими руками взял древнюю «синьку» и осторожно развернул. Какое-то время он молча разглядывал ее, затем спросил:

– Скажи, ты понимаешь символы, использованные Лейбовицем? Смысл представленной здесь… э-э… сущности?

– Нет, святой отец. Я признаюсь в своем полном невежестве.

Папа римский наклонился к нему и прошептал:

– Мы тоже. – Он усмехнулся, приложил губы к Реликвии, словно целуя камень алтаря, потом свернул светокопию и передал слуге. – От всего сердца благодарим тебя за эти пятнадцать лет, возлюбленный сын наш. Не думай о них, как о потраченных зря. Предложи их в дар Господу. Когда-нибудь смысл оригинала будет найден и, возможно, окажется важным. – Старик мигнул – а может, подмигнул? Фрэнсис был почти уверен в том, что папа ему подмигнул. – Тогда за это мы поблагодарим тебя.

От этого мигания – или подмигивания – у монаха словно просветлело в глазах. Он впервые заметил в сутане папы дыру, которую проела моль. Сама сутана поизносилась. Ковер на полу в нескольких местах протерся до дыр. На потолке кое-где обвалилась штукатурка. Но достоинство затмевало собой бедность, так что эффект от подмигивания оказался мимолетным.

– Через тебя мы хотим передать наши самые теплые пожелания всем членам твоей общины и твоему аббату, – продолжал папа Лев. – Им, как и тебе, мы даруем наше апостольское благословение. Письмо с благословением будет тебе вручено. – Он помолчал, а затем снова мигнул или подмигнул. – Между прочим, оно послужит тебе охранной грамотой. Мы прикрепим его к noli molestare [42] и отлучим всякого, кто нападет на его владельца.

Брат Фрэнсис прошептал слова благодарности, решив не упоминать о том, что, возможно, разбойник окажется неграмотным и не сможет осознать, какая страшная кара ему грозит.

– Я сделаю все, чтобы доставить его, святой отец.

Папа Лев снова наклонился и шепнул:

– А тебе мы дадим особый знак нашего расположения. Прежде чем уйти, разыщи монсеньора Агуэрру. Мы бы хотели, чтобы ты получил этот дар из наших рук, но сейчас не подходящий момент. Монсеньор вручит его тебе вместо нас. Делай с ним, что захочешь.

– От всего сердца благодарю вас, святой отец.

– А теперь прощай, возлюбленный сын наш.

Понтифик поговорил с каждым паломником, торжественно благословил всех, и аудиенция закончилась.

* * *

Монсеньор Агуэрра пожал руку брата Фрэнсиса и тепло обнял его. Постулатор в деле о канонизации святого так сильно постарел, что брат Фрэнсис с трудом его узнал. Правда, у Фрэнсиса тоже поседели виски, а в уголках его глаз прорезались морщины от того, что он слишком долго щурился над письменным столом. Пока они спускались по scala caelestis, монсеньор вручил ему сверток и письмо.

– Это для меня, мессер?

– Да, личный дар от Его Святейшества. Здесь лучше не разворачивай. Итак, я могу еще что-нибудь для тебя сделать, прежде чем ты покинешь Новый Рим? С радостью покажу тебе все, что ты еще не видел.

Брат Фрэнсис немного подумал. Всестороннюю экскурсию по всему Новому Риму им уже устроили.

– Мессер, мне бы хотелось еще раз увидеть собор, – ответил он наконец.

– Ну конечно. И только?

Брат Фрэнсис снова задумался. Другие паломники уже сильно их обогнали.

– Я бы хотел исповедаться, – добавил он негромко.

– Нет ничего проще, – ответил Агуэрра и с улыбкой добавил: – Этот город – самое подходящее место для исповеди. Здесь можно получить прощение за все, что тебя тревожит. Твой грех достаточно серьезен, чтобы потребовалось внимание самого папы?

Покраснев, Фрэнсис покачал головой.

– Может, тогда обратишься к главе папского трибунала? Если покаешься, то он не только отпустит тебе грехи, но еще и жезлом по голове врежет.

– Нет… Я прошу вас, мессер, – выдавил из себя монах.

– Меня? Почему? Я – мелкая сошка. Тут целый город красных шапок, а ты хочешь исповедаться Мальфреддо Агуэрре?

– Потому что… Потому что вы были адвокатом нашего покровителя…

– А, понятно. Разумеется, я выслушаю твою исповедь. Но ты же знаешь, я не могу отпустить тебе грехи от имени твоего покровителя – только именем Святой Троицы, как обычно. Сойдет?

Прегрешений у Фрэнсиса было мало, но стараниями дома Аркоса его сердце уже давно не знало покоя – монах боялся, что найдя убежище, он каким-то образом помешал делу канонизации. Монсеньор Агуэрра выслушал исповедь Фрэнсиса и отпустил ему грехи в соборе, а затем повел его по этой древней церкви. Во время церемонии канонизации и последовавшей за ней мессы брат Фрэнсис обратил внимание лишь на царственную роскошь здания. Теперь же пожилой монсеньор указал ему на обрушивающуюся кладку, места, нуждающиеся в ремонте, и на постыдное состояние, в котором пребывали старые фрески. Фрэнсис снова увидел бедность, которую пеленой скрывало достоинство.

Наконец он развернул сверток. В нем лежал кошелек, а в кошельке – два гекла золота. Монсеньор улыбнулся.

– Ты сказал, что грабитель выиграл у тебя копию, одолев тебя в борцовском поединке? – спросил Агуэрра.

– Да, мессер.

– То есть ты сам принял решение бороться за нее? Ты принял вызов?

Монах кивнул.

– В таком случае выкупить ее – не значит мириться со злом. – Агуэрра хлопнул монаха по плечу и благословил. А затем настало время Фрэнсису уйти.

Хранитель огня знания двинулся в сторону своего аббатства пешком. В дороге он провел несколько недель, но когда он приблизился к форпосту разбойника, сердце Фрэнсиса пело. «Делай с ним, что хочешь», – сказал папа Лев про золото. А кроме золота у монаха теперь был ответ на презрительный вопрос разбойника. Фрэнсис думал о книгах, которые лежат в приемной и ждут своего пробуждения.