Гимн Лейбовицу - Уолтер Миллер-младший Страница 29

Грабитель, однако, не ждал на своем посту. Через дорогу вели какие-то следы, – и никаких признаков разбойника. Солнечные лучи едва пробивались сквозь листву. Фрэнсис сел у тропы и стал ждать.

В полдень из глубины леса заухала сова. В кусочке синего неба над верхушками деревьев кружили грифы. Фрэнсис сонно слушал чириканье воробьев, порхающих невдалеке над кустами, и вдруг понял, что его не очень заботит то, придет ли грабитель сегодня или завтра. Его путь был таким долгим, что он с радостью отдохнул бы денек. Монах сидел и смотрел на стервятников, иногда поглядывая на тропу, которая вела к его далекому дому в пустыне. Грабитель выбрал великолепное место для логова: отсюда тропа просматривалась на милю в обоих направлениях, при этом сам наблюдатель, находящийся в лесных зарослях, оставался незамеченным.

Вдали на тропе что-то двигалось.

Брат Фрэнсис прикрыл глаза рукой. Лесной пожар расчистил несколько акров земли вокруг тропы, которая вела на юго-запад. Тропа сверкала в зеркале залитой солнцем земли. Бликующие отражения мешали, но вдали, в мареве, явно что-то двигалось – какая-то извивающаяся черная завитушка. Временами ее полностью скрывало марево, тем не менее она определенно приближалась. Когда на солнце набежал край облака, блеск на несколько секунд померк, и усталые близорукие глаза Фрэнсиса увидели, что извивающаяся завитушка – на самом деле человек, но тот был слишком далеко, чтобы его можно было разглядеть.

Монах перекрестился и начал перебирать четки, не прекращая следить за крошечной фигуркой.

Пока он ждал грабителя, выше на склоне холма шел диспут – вернее, обмен односложными словами. Беседа шла почти час и теперь, наконец, завершилась. Два-Капюшона уступил Одному-Капюшону. Вместе «папские дети» тихо выбрались из-за кустов и поползли вниз по холму.

Не выдав себя даже малейшим шорохом, они подобрались к брату Фрэнсису на расстояние десяти метров. Бормоча третью «Аве Мария», монах вдруг решил оглядеться.

Стрела попала ему точно между глаз.

– Есть! Есть! Есть! – закричал «папский ребенок».

* * *

Старый путник сошел с тропы, ведущей на юго-запад, сел на бревно и закрыл глаза, чтобы они отдохнули от яркого солнца. Он обмахивал себя изодранной соломенной шляпой и жевал прессованный пряный лист. Странствовал он уже давно. Поиски, казалось, длились целую вечность, но еще жила надежда на то, что за следующей горой, за следующим поворотом он найдет то, что ищет. Чуть впереди на склоне был участок невыгоревшего леса. Путник мог укрыться там от жары, но он все сидел на солнцепеке и следил за любопытными грифами. Они собрались вместе и довольно низко опустились над лесистым участком. Одна птица смело нырнула в деревья – и тут же показалась вновь; быстро хлопая крыльями, она нашла поток восходящего воздуха и стала плавно набирать высоту. Падальщики не парили, как обычно, сберегая силы, а вовсю молотили крыльями, словно им не терпелось наконец приземлиться.

Пока стервятники проявляли заинтересованность, но не решались действовать, путник следовал их примеру. В окрестных холмах водились пумы, а за холмами – существа похуже пум, и иногда они забирались далеко за пределы своей территории.

Наконец стервятники спустились. Выждав еще пять минут, путник встал и захромал к поросшему лесом склону холма, распределяя вес тела между больной ногой и посохом.

Вскоре он вошел в лес. Грифы поедали человеческие останки. Путник отогнал их палкой и осмотрел труп. Некоторых частей тела недоставало. В голове торчала стрела, вышедшая из основания черепа. Старик нервно оглядел заросли кустов и никого не заметил, однако рядом с тропой было много следов.

В любом случае надлежало исполнить свой долг. Старый путник нашел участок, где землю можно было копать руками и палкой. Пока он работал, над верхушками деревьев кружили разозленные грифы. Иногда они бросались к земле, затем взлетали и беспокойно реяли над холмом – и час, и два.

Одна птица приземлилась, возмущенно походила вокруг холмика свежевыкопанной земли, на котором лежал камень, снова поднялась на крыло. Стая темных падальщиков покинула это место и, высоко поднявшись на восходящих потоках воздуха, улетела прочь, бросая голодные взгляды на землю.

За Долиной Уродов грифы увидели мертвого кабана и плавно спустились, чтобы устроить пир. Позднее в далеком горном ущелье пума, облизнувшись, покинула остатки своей добычи; грифы и ей были благодарны.

Когда настало время, грифы снесли яйца и с любовью стали выкармливать птенцов – мертвой змеей, кусочками дикой собаки.

Новое поколение выросло сильным и высоко летало на черных крыльях, выжидая, пока плодородная Земля даст изобильный урожай мертвечины. Порой их обед состоял только из жабы. А однажды попался гонец из Нового Рима.

Долетали они и до равнин Среднего Запада – вот где ждало знатное угощение, оставленное на земле двигавшимися на юг кочевниками.

Когда настало время, грифы снесли яйца и с любовью стали выкармливать птенцов. Земля щедро кормила их в течение многих столетий и будет кормить еще столько же…

Пищи в окрестностях Ред-Ривер хватало, но после бойни там вырос город-государство. Города грифы не любили, хотя и одобряли их неизбежную гибель; они держались подальше от Тексарканы и летали над равнинами к западу от нее. И, как и все живые твари, они много раз удобряли землю своими телами.

Со временем настал год от рождения Господа нашего 3174-й.

Пошли слухи о грядущей войне.

Марк Аполлон поверил в неизбежность войны в ту самую минуту, когда услышал, как третья жена Ханнегана рассказывает служанке о том, что ее любимый придворный вернулся живым и невредимым из миссии в лагерь клана Бешеного Медведя. Тот факт, что кочевники отпустили его живым, означал, что скоро начнется война. Задача эмиссара якобы заключалась в том, чтобы передать племенам Равнин сообщение: цивилизованные государства заключили между собой Договор о Святом возмездии и отныне будут жестоко мстить кочевникам и разбойничьим бандам за любые налеты. Однако гонец, доставивший подобную весть Бешеному Медведю, никогда бы не вернулся живым. Следовательно, заключил Аполлон, никакого ультиматума не было, а эмиссар Ханнегана отправился на Равнины с тайной целью. С очевидной тайной целью.

Аполлон вежливо пробирался по банкетному залу через скопление гостей; его зоркие глаза высматривали брата Кларета. Высокая фигура Аполлона в строгой черной сутане с узкой цветной полосой на поясе – символом сана – резко выделялась на фоне калейдоскопа цветов, которыми щеголяли остальные гости. Поэтому он вскоре привлек внимание своего секретаря и кивнул в сторону стола с закусками; на столе остались лишь объедки, засаленные кубки и несколько голубей – похоже, пережаренных. Аполлон зачерпнул половником гущу со дна чаши с пуншем, увидел среди пряностей дохлого таракана и задумчиво протянул кубок подошедшему брату Кларету.