Не искавшие приключений - Екатерина Круглова Страница 36

* * *

Старика ванЛюпа на месте не было. Зато в его каморке громко спорили два голоса, старый и молодой:

— Ай… дяденька, не надо! Больно же!

— Кому сказал: сиди тихо и не вертись… братец!

— Ой… глаз! Глаз не трогайте!

— Не. Может. Быть, — пробормотала Зи. — Я не давала ему свой адрес.

Заглянув в жилище консъержа, мы увидели старика с бинтами и склянкой мази в руках. На потертом диване сидел Ёршик, избитый, с рассеченной губой и жутким фингалом вокруг правого глаза.

— Прости, сестрица, — всхлипнул мальчишка. — Наткнулся на банду Жирного Арне. Отобрали коробку…

Мило порывисто встал с дивана, но тут же упал обратно, схватившись за бок.

— Били ногами, — сухо заметил ванЛюп. — Ребра если не сломаны, то треснули уж наверняка.

— Не хочу в больницу, — пробормотал мальчик. — Там бреют голову и обзываются нищим.

Гортензия умоляюще посмотрела на меня. Ошиблась адресом: все зависело от консьержа. Его обязанность — не только следить за чистотой и порядком в доме, но и сообщать куда следует, если в доме появятся неблагонадежные личности.

— Только пока не оклемается, — проворчал старик. — И чтобы духу его здесь не было!

Гортензия обяла старика и расцеловала в обе щеки.

— А можно пораньше? — встрял Ёршик. — Она ж меня заживо съест.

— Зи, ты ведь понимаешь: мы обязаны немедленно рассказать обо всем "ищейкам магов", — сдернула я подругу с небес на землю.

— Конечно, конечно, — она уже суетилась вокруг брата. — Я только его доведу до квартиры и подлечу: наложу повязку, смажу ушибы… А ты пока кликни ближайшего констебля, ага?

"Серьезно?! Она действительно думает лечить переломы сама и без магии? Если там вообще обошлось переломами, без повреждения внутренних органов."

О ком-то другом я бы подумала, что он просто давит на жалость. Но Гортензия была абсолютно искренна, ей действительно и на секунду не пришла в голову мысль вызвать брату целителя.

Зато она пришла мне.

Я поплелась обратно под дождь.

"Вот пусть теперь она скажет что-нибудь о делегировании и прочем!"

* * *

Целители бывают самые разные, но обыватели, не вникая в детали, делят их на две категории: обычные и мозгоправы. Особняком стоят повитухи, у них даже гильдия — собственная. Но всех, кто заботится о здоровье граждан Содружества объединяет одна деталь: фамилиары. Говорят, в Новых Пределах целители обходятся без них. Еще говорят, что в любой реке Новых Пределов можно найти золото. Пустым разговорам не очень-то стоит верить. А вот целителю с убедительным фамилиаром я поверю безоговорочно.

Разумеется, лучшие фамилиары — кошки, и все взрослые знают — почему. Дети, пока малы, думают, что кот у постели — друг, что зашел поиграть, подбодрить во время болезни. Узнав правду, дети обычно рыдают. Прекрасно помню, как сама ревела когда-то. С тех пор всеми силами старалась не болеть и стараюсь по сей день. Совсем не плохое правило, если подумать. Сколько не тверди, что кошка — всего лишь кошка, на душе все равно скверно. Фамилиар — не друг, это жертва. Маленькая жертва — болезни: от жизни животного берут чуть-чуть, понемногу, но если болезнь смертельно-опасна, тогда — все и сразу. Маги так и не доказали, что кошки живут девять жизней, но отдают они жизни сполна.

Так, как кошки, не может почти никто.

Ключевое слово — "почти": иногда случаются пернатые котики.

Уж лучше б они не случались! По крайней мере — не с нами.

Госпожа Габриэла Шуэтт делила мансарду Вишневого дома с своим фамилиаром. Хотя правильнее было бы сказать — это он милостиво разрешал хозяйке жить на его территории. В свободное от работы время фамилиар прогуливался по крыше дома, пугая голубей, кошек, чаек и трубочистов. Единственные, кто робко осмеливался не бояться его — вороны, и те — только издали. Хранитель здоровья Фруктового квартала носил имя Злыдень. Нужно отдать ему должное: болезни он отпугивал не хуже, чем голубей. Сто раз подумаешь, прежде чем заболеть, когда знаешь, что к тебе явится это желтоглазое чудо и будет таращиться на тебя из темноты. Сущее наградило Злыдня, как и всех его родичей, жизнью в без малого сорок лет. Он был обладателем клюва, напоминающего мясницкий крюк, и когтями, похожими на сапожные шила.

Еще он был филином.

Тот, кто давным-давно назвал совушек летающими котиками, не был неправ. Он просто не видел Злыдня.

* * *

Рассудив, что, специальный отдел под руководством инспектора Тервюрена — не дураки какие-нибудь, и наверняка уже напали на след шкатулки, я поспешила к целительнице. Она явно была свободна: с крыши над ее квартирой только что шарахнулись чайки. Злыдень расхохотался им вслед, словно демон.

Если филин отдыхает, значит, и хозяйка не занята.

Спустя десять минут мы уже шли обратно. Фамилиар восседал на перчатке хозяйки, высокомерно озирая окрестности. Я очень старалась быть самой незаметной частью этих окрестностей. Ранить человека Злыдень не мог. Но к человеку ведь прилагается множество дополнений. Стоило недоглядеть, филин рвал одежду, обивку и книги, бил посуду, особую же страсть испытывал к писчим принадлежностям. Проще говоря: мышами не корми — дай погрызть карандаши или перья. Несколько крупных перьев госпожа Габриэла всегда носила с собой — как вознаграждение Злыдню, воткнув их прямо в прическу. Прибавьте к этому вязаное пальто с бахромой, большие круглые очки, крючковатый нос, и вы получите стойкое ощущение, что к вам пришли сразу две совы.

— Ох, ты ж… — прокомментировал наше явление старик ванЛюп, невольно подавшись назад. Филин медленно обернулся и клацнул на старика клювом.

— А вы не провоцируйте! — огрызнулась целительница.

Оказавшись в квартире, филин слетел с перчатки, нагадил на пол, рванул когтями обои и пешком направился в комнату. Удивительные, все-таки, существа — совы: идущий вразвалочку со сложенными крыльями, Злыдень напоминал человека — сутулого, хмурого и очень опасного.

Я нисколько не удивилась, когда из комнаты Зи раздался жалобный крик Ёршика:

— Нет, нет, пожалуйста, не надо! Давайте обойдемся без этого!

* * *

— Ну, поскандаль еще мне тут!

Говорят, с годами целитель и фамилиар становятся друг на друга похожи. Если, конечно, фамилиар проживет достаточно долго. В случае с госпожой Шуэтт речь, скорее всего, шла о минутах.

Мило лежал на кровати Гортензии, та стояла рядом, нервно кусая губы. Филин уселся на спинку кресла, глядя то на руки хозяйки, то на пациента. Тонкие длинные пальцы ловко ощупывали тело мальчика, покрытое синяками и ссадинами.

— Пожалуйста… — предпринял он очередную попытку.

— Цыц! — рявкнула госпожа Шуэтт. Филин поддержал ее, щелкнув клювом.