Группа Тревиля - Владимир Березин Страница 36

Но нужно всё же дойти до узкоколейки, а не гадать, что готовят мне эти небесные явления.

Я шёл долго, и кажется, однажды всё-таки свернул не на ту тропинку, но всё же вышел к железной дороге.

Никого я не встретил, только кто-то иногда дышал в кустах рядом. Или это мне чудилось?

Это дыхание, которое я про себя назвал «Ослабленным дыханием Дарта Вейдера» могло быть просто шумом у меня в ушах.

ПДА у меня в кармане вдруг пискнул и определил координаты. Затем он принял несколько сообщений, в том числе два рекламных, а потом определил ворох аномалий справа и слева от тропы.

Я принялся их обходить, начал прыгать с кочки на кочку, и к вечеру так умаялся, что постелил свой спальник просто под деревом. Дождь так и не пролился, но в воздухе было тепло и сыро.

Я опять не стал залезать в спальник, а просто завернулся в него.

Я лежал в сгущающихся сумерках и понимал, что сейчас что-то произойдёт.

Где-то в отдалении кто-то завыл.

Непонятно, кто это был — слепой пёс Зоны или что похуже. Но как он завыл, так и заткнулся. С шумом пробежал мимо, метрах в пяти, какой-то зверёк — не то крыса, не то какой-то другой грызун.

Лес жил своей отдельной, непонятной жизнью. Кладезь для биолога, которым я в общем-то не являюсь.

Тихо в лесу,

Только не спит хомяк,

За ночь хомяк устал и обмяк,

Только не спит хомяк.

— пришёл мне в голову детский стишок. В лесу действительно что-то происходило, и вдруг на меня стал сыпаться какой-то песок. Сначала я решил, что это снег, но потом стало понятно, что это именно песок, какой-то прах.

Да-да, прах, будто наверху открыли огромный люк. Прах был не активен, ничего страшного в нём не было, но я из психотерапевтических соображений обнял автомат, как единственного друга.

Но уже наваливался сон — съедят меня, так съедят, чёрт с ними.

Я понемногу отплывал в сновидение, где был океан, и наша яхта разворачивалась у островов, а на горизонте болтался катер береговой охраны, и я помнил, что к берегу мне сейчас нельзя, к берегу пока рано, и заходить можно только в специально отведённый порт.

В кронах деревьев зашумело, и снова посыпался песок.

Я решил не подсвечивать экраном или фонариком, а изучить эти атмосферные осадки поутру. Я прополоскал горло водой из фляжки, а потом сглотнул.

Вот так, ведёшь нравственный образ жизни, не пьёшь, а во рту поутру всё равно кошки насрали, как если бы всю ночь пьянствовал.

Лес был засыпан чёрным снегом.

Я тоже описал его, потому что про чёрный снег много говорили — одна из прозаических идей была в том, что особая гравитационная обстановка держит в небе над Зоной большое количество пыли и частиц земли, что никуда не могут улететь. Именно поэтому в Зоне почти всегда дурная погода.

А иногда эта супесь просыпается на землю — чему я сейчас был свидетелем.

Но дело было в том, что природа чёрного снега была вовсе непонятна. Никакого такого грунта никто не знал, отчего и как он просыпался на землю, было непонятно. И больше всего это напоминало работу гигантского крематория на общественных началах.

…Когда я вышел к железной дороге, то поразился тому, что передо мной вырос ровно такой же домик, у стены которого я ночевал накануне. В домик я заходить не стал, тем более, что рядом с ним я увидел то, что нужно — рядом с рельсами стояла на боку ржавая дрезина. То есть, маленькая тележка с ручным двигателем.

Рядом высилась стопка пластиковых коробок неизвестного происхождения. Странные это были коробки — с тросиком, пропущенным через крышку.

Для чего они служили в прежней жизни, было непонятно, но я решил прибарахлиться.

Но вот когда я подошёл к дрезине, то чуть не расхохотался.

Оппаньки! — вот они, следы человека: к тележке была привязана растяжка с вечной гранатой системы «лимонка». Вечная она была оттого, что прошёл уже почти век, а эта граната всё служит одним людям и убивает других. Я аккуратно снял гранату с проволоки, и воткнул самодельную чеку из проволоки на место.

Теперь у меня три гранаты, но я бы не стал, пожалуй, полагаться именно на эту.

Зачем минировать дрезину, да таким кустарным способом, для меня осталось загадкой.

Чёрного снега тут навалило сантиметров пять, и местность представляла собой довольно страшное зрелище. Перед новой дорогой стоило передохнуть, и я снова разжег костер. Греясь у огня, я выпил полный котелок очень крепкого чая, затем ещё один, запивая им консервы.

Я с напряжением перевернул дрезину и поставил её на рельсы.

Прямо передо мной начинался изгиб дороги, торчали вверх, будто перья, куски оплавленного грунта.

По другую сторону дороги начиналось торфяное болото с идущей внутри какой-то бешеной жизнью. В болоте что-то хлюпало и поминутно всплывали и лопались огромные пузыри.

Смотреть туда не хотелось, но из соображений безопасности я туда всё время оглядывался.

Вдруг там произошло какое-то шевеление, и на рельсы выскочил заяц.

Это был либо тот самый заяц, которого я видел третьего дня, или же его брат. Я бы их не отличил.

Интересно, перебежит ли заяц мне дорогу, будто Пушкину, едущему в Петербург из Михайловского?

Заяц смирно сидел на рельсах, время от времени открывая свою зубастую пасть. Ещё интереснее, может ли быть скрещен местный заяц с собакой. Зубы-то у него либо акульи, либо собачьи. Никакого желания приблизиться или перебежать дорогу заяц не выказывал.

Мне это было только на руку.

Хоть я был и не суеверен, но психологический настрой одиночки — штука тёмная, зайцев туда пускать не стоит.

Сталкеры так вообще, как мне кажется, стихийные мистики. Более суеверных людей я не встречал. Даже Мушкет, признавая себя материалистом, исполнял десятки неписаных ритуалов Зоны. Я когда указал ему на это, он лишь скорчил рожу и стал отбрехиваться:

— Вовсе нет, никаких суеверий, никогда, ты чё?

И сразу же мелко, пулемётной очередью сплюнул через левое плечо.

Я понял, что без этого никак, и Мушкет не будет никогда обижать чьих-нибудь богов, наоборот — будет приносить жертвы всем, до кого он сумеет дотянуться.

Итак, дрезина была поставлена на место, механизм, сколько можно было судить по пробным качкам, работал, и я поехал.

Сперва было непривычно тяжело жать на рычаг, но потом я приноровился. Дрезина шла ходко, но это всё из-за того, что дорога здесь шла вниз с незаметным, но всё же уклоном.

Колёса постукивали, минуя огромные щели между рельсами, обычные шпалы сменились самодельными, чуть ли не простыми поленьями, а значит, я удалялся от цивилизации.