Достигнуть границ - Олеся Шеллина Страница 4

— Испанцы называют ее Новой Кастилией, — пробормотал Иван и втянул голову в плечи.

— Что? — я почувствовал, как у меня глаза расширились, заняв добрую половину лица. — Я многое могу понять, очень многое. Я могу даже понять, почему Павлуцкий вступил в бой на чужой территории, там все произошло очень быстро и было не до разбирательств. Но, ради Бога, кто-нибудь мне сумеет объяснить, как можно было очутиться вместо Атлантического побережья на побережье Тихого океана, и каким образом вы, судя по всему, незаметно пройдя Магелланов пролив, совершенно случайно очутились в Эквадоре?! — последние слова я уже проорал, и после этого рухнул обратно в кресло, из которого успел вскочить на ноги. Уму непостижимо. И что мне теперь делать?

Кроме проблем с Испанией Долгорукий привез мне саженцы гевеи, понятия не имею, где он их взял, говорит, что они вынуждены были на обратном пути пристать теперь уже к «нужному» берегу. Путем перекрестного допроса с Петькой Шереметьевым, который собрался и сумел мне помочь в выявлении истины, удалось понять следующее: когда флотилия уже подходила к берегам Америки, разразился шторм. Шторм был тяжелым, флотилию разбросало довольно далеко друг от друга, да и к тому же сломало грот-мачту. К счастью ее удалось кое-как починить, когда ветер немного стих, да и то, один из матросов упал за борт, несмотря на то, что его привязали канатом, как раз во избежание подобного падения.

Но злоключения моих ссыльных на этом не закончились. Когда флотилия была собрана в одну компактную группу, выяснился этот неприятный факт про астролябию, вот только Иван забыл упомянуть, что упавший обломок мачты не сразу в море выбросило, она успела еще повредить компас. Такие неудачи одна за другой редко, но случаются, это я признал, скрепя сердце.

А потом команда заболела. Собственно, моряки, скорее всего уже страдали от цинги, все-таки они очень много времени проводили в море, но после шторма, дела становились все хуже. Долгорукий долго молчал, а затем неохотно добавил, что, вероятно, капитан их корабля уже тогда стал на голову скорбным, просто они поздно сообразили. Две трети команды погибли от цинги, ну еще бы, настолько затянуть путешествие, это додуматься надо. Ну и что, что у капитана флагмана крыша вместе с астролябией поехала, другие капитаны не могли передать ему, что тот что-то не то делает? Или им вообще было наплевать на все? Корабли наняли, за фрахт заплатили, а дальше — куда ветер вынесет, что ли? Или с картами какие-то проблемы? Астролябия у них сломалась, голова бы лучше сломалась.

Если подытожить, то безмятежная бухта, где они в итоге высадились, показалась всем просто раем на Земле и ответом на все их молитвы и вообще той самой Землей Обетованной. Измученные люди даже не задали вопроса, а куда они вообще приплыли?

В общем, пока переселенцы разбирались с тем, где начинать закладывать форт, Долгорукий разбирался с картами, этими чертовыми астролябиями и в ускоренном режиме постигал морскую науку, потому что капитан был совсем плох, а Иван был единственным, кто понимал голландский язык. Взятый с собой, вроде бы ученик капитана, очень неудачно попал под ту же самую мачту и отдал Богу душу. Получалось, что обратно вести корабль придется, как ни крути, Ваньке, просто другого кандидата не было. И пришлось князю постигать науку, кою гардемарины постигают несколько лет. Правда, у него этих нескольких лет не было.

На мой вопрос, не хочет ли Иван вернуть корабли голландцам, тот пожал плечами и сказал, что некому возвращать — этот вопрос так и остался открытым, Ванька же их у капитанов-владельцев фрахтовал, а капитаны того… Потому что обратно два корабля шли под руководством именно Долгорукого, который проникся морской романтикой, и теперь мог по праву называть себя морским волком. Наталья ребенка родила уже на корабле, когда обратно шли. Моряки посчитали это хорошим знаком, и ведь действительно ничего больше страшного не случилось. И кстати, права поговорка, что познается в сравнении. Заставлять пить не очень вкусные компотики и жрать супы и команду, которая обучалась у голландцев, и переселенцев, приходилось лишь поначалу. А вот когда хозяева кораблей начали выблевывать кровавые сгустки вместе с зубами и гадить кровью, при этом у наших вроде все было более-менее, даже до самого тупого дошло, почему у них как раз со здоровьем более и менее. Они этот шиповник просто зубами начали грызть, насыпая в карман и постоянно в рот закидывая.

Кроме золота и саженцев гевеи, Ванька так и не признался, где их взял, он привез также и саженцы красной хины, из коры которой и добывали то самое, известное каждому ребенку в моем мире лекарство от малярии. Собственно, он припер мне кусок самой коры и настой из этой коры во флаконе, невозможно горький, красный, но прекрасно работающий. Правда, так же прекрасно красящий кожу в желтоватый цвет при употреблении. Но тут такое: хочешь жить, потерпишь, тем более, что это не признак желтухи, а просто такие вот особенности лекарства, из-за которых американские ученые вынуждены были изобретать тоник, чтобы уменьшить горечь и убрать желтушность кожи у очень чувствительных к этому аспекту американских военных.

Кроме этого, Долгорукий долго мялся, и наконец сказал, что туземцы вылечили его собственное заражение, когда он порезал ногу и все шло к тому, что ее в итоге отрежут, да и вообще выздоровление было под большим вопросом. Тогда гвардейцы бывшего преображенского притащили к нему то ли шамана, то ли лекаря племени, которое бананы неподалеку околачивало, и тот вылечил князя с помощью плесени, которую Ванька привез, чтобы… ну вот чтобы и у меня такая штука была. Я же только философски пожал плечами и велел передать и кору, и настой, и плесень Лерхе. Кажется, он сумел несколько вполне приличных аптекарей себе заманить, вот пускай и разбираются. А саженцы, которые Иван привез с собой, чтобы они не завяли окончательно, передали уже практически готовому начать работу университету, который должен был в сентябре набрать первый курс, с пожеланием начать разбивать ботанический сад.

Отправив Долгорукого вместе с Петькой готовиться к поездке в Ревель, доставку ценностей я поручил именно Шереметьеву, я подошел к карте на стене, уже изрядно попорченной моими постоянными правками, и, глядя на нее, просто завис, обдумывая совершенно ненужные мне проблемы, которые добавились ко всем другим.

Что делать с Эквадором, где вполне вольготно устроились староверы, готовые налоги платить бананами, сахарным тростником и вообще всем, что там произрастало в обмен на то, чтобы их наконец-то оставили в покое. Вот только так дело не пойдет. Оставь их там одних — махом получу независимую республику, а оно мне надо? Нет, не надо. И тут на самом деле два варианта: или их там бросить к чертовой матери, или же все-таки попытаться с Испанией договориться, и сделать Эквадор провинцией Российской империи. А уж староверы — те еще типы, они гораздо быстрее итальянцев помидоры распробуют и кетчуп начнут производить для продажи. Да найдут на самом деле, чем торговать, ведь не зря же самые матерые купцы как раз из них повыходили. Вернувшись к столу, я рухнул в кресло и обхватил голову руками.

Самое поганое заключается в том, что мне нечего предложить Испании в обмен на эту, действительно не особо нужную ей территорию. Хоть совместное сафари предлагай в Индии со мной и Надир-шахом, тем более, что испанская корона совсем недавно последнюю власть над своими колониями потеряла, да и сами колонии под большим вопросом, потому что часть уже уплыла к бритам и тем же голландцам, а оставшиеся на подходе.