Свиток проклятых - Виталий Сертаков Страница 4

Вторым наставником был книжник Фома, сухой червь, скомканный в тысячу морщин, наизусть читавший книгу ремесленных гильдий. О нем шептались, что Фома способен жить без пищи, лакая соки новых указов и нотариальных сделок. Покупай не то, что нужно, твердил мне Фома, а то, что необходимо. Над поговоркой бедняка посмеялись бы даже конюхи моего отца, но мне подобные наставления помогли выжить. Наверняка, нанимая Фому, Андрус Закайя мечтал, что его сын не остановится на посту наместника окраинной провинции. Но игральные кости вечности выпали иначе.

В коридорах воинской башни с мальчиком занимался кир Лев Закайя, мой дядя, командующий флотом. Черноволосый, но седоусый, как часто бывает с теми, у кого на руках умирали друзья. Воин без капли сала под кожей, с плечами дубовыми, как жернова. Десять лет мы разговаривали с ним на языке железа. Все, что умеет мое тело – заслуга кира Льва. Он будил меня свистом меча, повторяя, что бояться следует тихой реки, а не шумной. Первый год бил клинком плашмя, пока мое тело не научилось просыпаться до удара. Как ни странно, именно дядя, а не пышнотелый книжник Исайя, научил меня одинаково любить друзей и врагов. Я полюбил фракийцев за искусство ходить по воде, черных гигантов Нила – за дерзкие игры со львами, персов – за укрощенный ветер в лезвиях колесниц. Я полюбил даже степняков хунну за уменье спать в седле бегущего жеребца. Благодаря киру Льву, я все еще жив.

Когда загорались звезды, в подземелье будущего правителя Херсонеса ждал некромант Дрэкул. Будем называть его именем, которым наставник укрылся на мой пятый день рождения. Некоторые прозвища мага полностью меняли естество, и порой в подвалах бастиона подмастерья потели от близости женского аромата. Вместо прически Дрэкул украшал лоб и виски защитными письменами, а на затылке его спал искусно нарисованный глаз. Письмена на бритой голове наставника менялись, лишь глаз оставался неизменным, закрытым, ибо наблюдал не то, что вовне головы, а совсем наоборот. Был наставник худощав, легконог и почти бесшумен. Я не стану доверять языку плебеев то, чему научил меня этот человек без пола и возраста. Он был единственным, кто мог покинуть бастион по воздуху, а вернуться под водой. При старом деспоте Родионе темное искусство находило себе уют в любом полисе империи, но времена менялись.

– Времена меняются! – простонал распятый на дыбе вельможа, один из тех, кто подарил мне чудесный отравленный сундук. – Скоро явится спаситель и расколет вселенское яйцо!

– Время неизменно, – возразил кир Дрэкул, выслушав жалкий плач убийцы.

– Вам не спрятать мальчишку от гнева черни, – прокричал второй убийца, родовитый всадник из рода Авдиев. – Тебе ли это не знать, отродье тьмы? Или не слышал, чем кончаются поиски пустоты? Ничего, скоро и ты спляшешь танец на углях, Звездный крест приближается, сбудутся пророчества!

– Вы вечно так поете, когда надо кинуть толпе жертву, – зевнул Дрэкул, перебирая раскаленные щипцы.

– Род Закайя подохнет в муках, – подхватил распятый, выдыхая кровь. – Спасутся лишь истинные слуги, хранившие яйцо от нечестивых!

– Нет никакого яйца, – мрачно хохотнул кир Дрэкул, и облил раны нагих пленников кипящей солью. – Что вы видели, скарабеи, кроме своих гаремов и розовых купален? Тысячу лет назад моим предкам в Дакии было ведомо, что мир скручен бутоном, и знание это никому не мешало. Если бы вы потрудились оторвать зады от своих шелковых перин, и прекратили бы спорить о тени осла…

Лохмотья на дыбе вопили, пока не осипли. Они не скрыли, кто им заплатил. Дуку Закайю не удивляло, что его сына мечтали вернуть в глину, однако причина его потрясла. Андрус готовился выжечь гнездо Авдиев, он желал борьбы с враждебными кланами, но что он мог возразить глупым суевериям?

– Ты, проклятый чернокнижник, ты пожалеешь, что сам не прикончил ублюдка Закайи… – прошипел третий убийца, еще недавно льстиво трепавший мне кудри. – Отодвинуть засов может святая рука, но никак не мерзкий язычник!

– Отчего же вы так боитесь ребенка, если Свиток не существует? – спросил кир Дрэкул. – Многие пытались войти в эту дверь, но не сдвинули створки даже на волос.

Я ничего не понимал.

– Яйцо и бутон розы, дебаты глупцов, спорить с вами, что доить козла, – тонкие губы некроманта изогнулись так, что слева, с той стороны, где сидели мы с отцом, это была улыбка, а справа, там, где над огнем корчились пленники, явилось нечто иное, что я не хотел бы видеть.

– Свиток послан нам во искушение, дабы соблазнились слабые в вере и прельстились язычники! – прохрипели убийцы.

– Застывшее яйцо и распускающийся во тьме цветок, вечный забавный спор, – мой наставник хрустнул тонкими пальцами, всегда затянутыми в перчатки. Про его кисти слуги шептались, что это вовсе не руки человека, но проверить никто не решался. – Дука, ты помнишь второй Аксумский поход?

– Еще бы, – отозвался мой отец. – Царь Аксума выпустил из гробниц химер, в схватке с ними я потерял три банда лучших всадников! Если бы не искусство твоих братьев…

– А я потерял брата Мирчу, – снова хрустнул суставами некромант. – Но нынче речь о живых. Вы трое… – он повернулся к убийцам, – вы нежились с рабынями, которых вам запретил ваш Спаситель, а мы со стратигом вместе спускались в нильские гробницы. Вы кричите о каменном яйце, в котором заточен наш мир, а мы видели на стенах гробниц цветок. Я разбудил засушенное тело одного из царей древности, это было трудно, это потребовало крови молодых рабов, но я это сделал. Мы с трудом поняли его речь, ее звуки завяли прежде, чем родилась старая ромейская империя. Тем не менее, одно послание мы перевели. Цветок мироздания туго сжат, он спит перед рассветом, подобно морской раковине. Он спит и плывет в глубоких водах бытия, течение времен кружит его, и возвращает обратно. Роза не раз распускалась, и всякий раз смельчаки искали Свиток, а завистники проклинали тех, кто способен его прочесть. Но неизменно родятся те, кто ищет истину. Так назначено богами. Вот что высечено на стенах нильских усыпальниц, и каждый может проверить мои слова.

– Вход в гробницы засыпан, – вставил мой отец. – Пришлось бы вынуть пять локтей песка, но послания древних нетронуты.

Пленники замерли. Их вера пошатнулась. Сквозь мучительную боль они разглядели край истины, и то, что за краем, ослепило их. Но для врагов Закайи игра закончилась. Кир Дрэкул плотнее затянул тесьму капюшона, поднял с жаровни узкий голубой меч и отсек убийцам головы. Голову предводителя он поднял за волосы и поставил в чашу с женской мандрагорой. Черная жидкость вспенилась.

– Закайя, твоему ублюдку все равно не жить, – оторванная голова плюнула кровью. – Ты не сможешь всю жизнь его прятать под хитоном!

Когда мы покинули зал Правды, отец прижал меня к груди.

– Кир Дрэкул, что такое Свиток Проклятых?

Я задрал голову и попытался заглянуть в сумрак, клубившийся под капюшоном. Позже я никогда так не поступал, но пятилетнему ребенку многое простительно. Некромант ответил в манере, которая позже приводила меня в ярость. Любой его ответ рождал дюжину новых вопросов.